Охота - страница 24
— Зря вы так паникуете, господин барон… сейчас все не так, как прежде… медицина научилась творить чудеса… ваш внук выздоровеет, вот увидите…
— Вы сами не знаете, что говорите, дорогой вы мой Рыбаков, — проворчал он в ответ. — Фредерика-Шарля мы потеряли!.. Доктор Флош еще не признался в этом окончательно, но… но я и сам догадался только что — по его взгляду…
— А достаточно ли он компетентен, этот ваш доктор Флош?
— Месье Флош наш семейный врач… Он пользует Фредерика-Шарля со дня рождения…
— Но может быть, стоит проконсультироваться с кем-то еще… со специалистом еще более высокой квалификации?
— Да, конечно… Я думал о Кюлье, с которым знаком… Он членствует в Медицинской Академии… Но он так стар… и он нынче не ездит на вызовы… его никто и не беспокоит…
Из моей груди вырвался крик:
— Я поеду за ним! Я привезу его вам!
Как я мог сделать настолько дерзкое предложение! Как я мог такое пообещать? И зачем мне утолять тревоги Жоржа Дантеса? К чему усмирять его тоску? Его самого хоть чуточку терзала совесть накануне роковой встречи с Пушкиным у Черной речки? Спрашивал себя этот фат, этот паркетный шаркун, этот офицеришка, имеет ли он право хладнокровно прицелиться в величайшего из поэтов России и застрелить его? Спрашивал или нет? Только не хватало, чтобы несчастный дед вынудил меня забыть о юном и наглом дуэлянте! Этого допустить нельзя! Тридцати лет мирного процветания недостаточно, чтобы смыть черные пятна с души и пятна невинной крови с рук! Я все это повторял про себя, пока барон горячо благодарил:
— О да! Да! Поезжайте к Кюлье! Я сейчас напишу ему записку! Передайте ему, пожалуйста! Непременно передайте! Объясните ему хорошенько, что речь о жизни и смерти… И настаивайте, настаивайте! Он вас выслушает!..
Мольба старика была так невозможно проникновенна, так жалостна, что и отталкивала, и вызывала сочувствие. Душа моя металась. Я жалел о сделанном столь неосмотрительно предложении, но одновременно был счастлив, что это пришло мне в голову. Будто можно разом хотеть помочь ближнему и погубить его! Он же тем временем нацарапал несколько слов на визитной карточке, запечатал перстнем конверт и передал мне, воскликнув:
— А теперь в путь, добрый юноша! Скорее, скорее! Вся моя надежда только на вас!
Эта двусмысленная фраза поддерживала меня в пути. Невольно прозвучавшая в ней ирония развлекала всю дорогу. В мое распоряжение был предоставлен личный экипаж господина барона.
Доктор Кюлье проживал в новом квартале, сооруженном на равнинной части города, — Монсо. Я увидел перед собой крупного бородача в очках. Взгляд его был острым и отливал сталью, из какой делают скальпели, однако улыбка, напоминавшая компресс из теплой водички, смягчала это впечатление. Час был не ранний — семь вечера, но доктор принял меня, выслушал и согласился поехать со мной. А я подумал, что, не будь маленький Фредерик-Шарль внуком сенатора, вряд ли бы эскулап сдвинулся с места…
Естественно, при осмотре ребенка я не присутствовал, но когда Жорж Дантес вновь появился в кабинете, он был еще не вполне спокоен. Доктор Кюлье в целом подтвердил правильность назначений, сделанных коллегой: диета, слабительное, горчичники, — он просто добавил ко всему этому микстуру на основе опиума, чтобы уменьшить приступы удушья. Консультант полагал, что воспалительный процесс затихает и что явного улучшения можно ожидать в ближайшие дни.
Как в воду глядел! Вскоре пульс Фредерика-Шарля выровнялся, у малыша перестало колоть в боку, дыхание стало чище. Он теперь меньше кашлял и жаловался лишь на ужасную слабость. К Жоржу Дантесу жажда жизни возвращалась с точно такою же скоростью, как к его внуку, и он повторял при каждом удобном случае, что чудо совершил именно я.