Эдуарда решительно вздернула подбородок.
— Я все отлично знаю. Даже то, что ты из кожи вон лезешь, чтобы отравить приятные нам обоим минуты.
Он разжал руки, обвивавшие ее талию. Несколько недель он повторял один и тот же вопрос: «Ты хорошо подумала? Ты хорошо подумала?», намеренно разрушая ту легкость, с какой она приняла решение выйти за него замуж, причем приняла его так, словно с волей самого Зе Марии можно было не считаться. Да, в решительности Эдуарде не откажешь, но кто бы на ее месте не проявил мужества? Она очертя голову бросилась в авантюру, невзирая на слезы родителей, на угрозу скандала, прежде всего потому, что ей неожиданно представилась возможность разрушить планы семьи, а это ее особенно привлекало. И ведь ее ожидала новая жизнь, лихорадочная, непостоянная, что как раз соответствовало ее характеру. Эдуарде нечего было терять. Никто не помешает ей вернуться обратно. А вот что станет с ним?
Иногда Зе Марии хотелось верить в ее искренность. Бедная девушка, исстрадавшаяся по пониманию и солидарности, чуждым ее среде. Бедная, одинокая девушка, которая жила иллюзией и не желала с ней расставаться. И тогда так раздражавшие его энергия и самоуверенность Эдуарды казались вызванными ее отчаянием, казались тем оружием, к какому она прибегала, чтобы не падать духом в борьбе с сословными предрассудкам:: и его, Зе Марии, колебаниями. Он упорно пытался ее отговорить. Почему? Из трусости? Пытаясь предотвратить неудачу? Все было ужасающе мрачным и тревожащим. Вероятно, его пугало, что же произойдет потом, когда ослепление рассеется и на долю Эдуарды останется лишь разочарование. «Ты хорошо подумала?» И, донимая ее этим вопросом, чтобы он запечатлелся у нее в мозгу, во всем теле, точно татуировка, от которой после уже не избавиться, он забывал задать такой же вопрос себе.
Его увлекла неожиданная близость с ней, льстившая самолюбию, а нескрываемая враждебность, с какой встретили родители заявление Эдуарды о том, что они хотят пожениться, только подстегнула его, и тут он уже не мог устоять. Всякий раз, когда Луис Мануэл то с раздражением, то с насмешкой рассказывал ему об опереточных страстях, потрясающих семью, оскорбленную в лучших чувствах капризом девушки, Зе Мария испытывал смутный страх и в то же время бешеное желание подлить масла в огонь.
Между тем Эдуарда даже не подозревала или делала вид, что не подозревает, как отрицательно скажутся на их будущем комплексы Зе Марии. Она верила, что рано или поздно он станет сильным. У нее он научится оптимизму.
Эдуарда хотела, чтобы их свадьба была обставлена как можно проще. И когда никто еще не догадывался, что наступил этот день, Зе Мария неожиданно явился к Луису Мануэлу и сказал:
— Пошли со мной.
Пальцы его дрожали от волнения.
— Что случилось?
— Потом узнаешь!
Они зашли за Жулио и Марианой. Эдуарда уже поджидала их в отделении гражданской регистрации. Она была в том же платье, что и всегда, и эта простота в одежде, равнодушие, с каким она поднялась по лестнице и выслушала поздравления, хоть и банальные, но относящиеся к столь важному для нее событию, то, что она не придавала никакого значения обряду, с детства вызывавшему у Зе Марии восхищение, казались ему кощунством. Обижали его. Все воспоминания о прошлом были у него связаны с торжественными и неизменными вещами. Они запали в сердце, вошли в его плоть и кровь. Рассудок не в силах был отказаться от них вот так, сразу. И это называется его свадьба! И потому, что все было обесценено и любое проявление чувства казалось здесь неуместным, он чувствовал себя простым статистом. Даже если равнодушие Эдуарды было проявлением здоровой молодости, в ее вызове условностям было что-то уж слишком неестественное, рассчитанное на зрителя, и он инстинктивно все время это ощущал. Когда они вышли на улицу, Зе Мария с неприязнью выслушал шуточки друзей, единственных, кто присутствовал на свадебной церемонии, и в каждом прохожем ему виделся насмешливый свидетель жалкого спектакля, в котором он играл второстепенную роль. На какое-то мгновение у него возникло желание убежать, вновь обрести утраченную свободу. Рука Эдуарды, полная и влажная, надменно опиравшаяся на его руку, словно утверждая только что подкрепленное законом обладание, вызывала в нем неприязнь. Когда Жулио, благодушно настроенный, предложил отпраздновать это событие в ресторане, Зе Мария тотчас же отказался. Ему хотелось поскорее попасть домой, увидеть, сохранится ли в Эдуарде, после того как она столкнется с ожидающими ее житейскими трудностями, тот оптимизм, который она вселяла в других, против всех ожиданий она охотно поддержала его.
