Разрезая мертвенно-бледную, зеленоватого оттенка кожу, хирургические ножи и пинцеты обнажали контуры мышц, а другие ножи и пинцеты уже ожидали своей очереди, чтобы проникнуть вглубь, в недоступные области — сухожилия, мышцы, жировые и плотные соединительные ткани, все одинаково липкое, вызывающее отвращение. Лишенный покровов человеческий труп представал уродливо обнаженным. Рука, череп, внутренности — все это увозили потом в тележке для мусора.
Халаты в жирных пятнах пропитались запахом препарируемых тел, лица наиболее впечатлительных студентов побледнели от подступающей к горлу тошноты. Ассистент расхаживал между анатомическими столами, волосы у него были взъерошены, словно с каждым шагом возрастала подстерегающая его опасность; он что-то ворчал себе под нос, но сигарета, с которой он не расставался ни на минуту, мешала разобрать слова.
— Нет, вы только на него полюбуйтесь!.. Очисти сперва этот апоневроз, слепая курица! А ты, мой милый? Ты что, надеешься обнаружить артерию прямо здесь, под подбородком?
Непреодолимое отвращение некоторых студентов вызывало насмешки тех, у кого еще хватало мужества делать вид, будто им все нипочем. В одной из групп раздался взрыв смеха: Фрейтас увидел, как на другом конце стола рука мертвеца вдруг стала медленно подниматься, и от испуга побелел как полотно. Кто-то попытался удержать руку грузиками, но одеревеневшие мускулы оказались сильней, и, несмотря на противодействие груза, рука постепенно вернулась в прежнее положение. Ассистент, находившийся на другом конце комнаты, удивленно поднял брови и прервал обход, чтобы выяснить причины неожиданного веселья, но, когда он в третий раз переложил сигарету в левый угол рта — маневр, неизменно предшествовавший потоку ругательств, — в дверях анатомического зала появился профессор. Сразу воцарилась тишина.