Оши сидел на крыше фургона, из-под золотого одеяния паломника палочками торчали тощие запястья, а в руке старик держал грушу – который час разглядывал, так и не надкусив. Вместо груши он жевал прикушенную изнутри щеку и немелодично мычал себе под нос. Нира шагала рядом и цокала языком, погоняя буйволов. Повозка пристроилась в широкий разрыв между передовыми и отставшими – места здесь хватало, и Адер почти забыла, что бежала от главного врага, затерявшись среди других. Хорошо было бы совсем забыть. Да вот беда, Нира не давала.
– Повторяй, девочка, – приказала она, стукнув тростью в борт фургона.
– Меня зовут Дореллин, – устало заговорила Адер. – Я дочь купца…
– Чем он торгует?
– Тканями.
– Какими?
– Большей частью сай-итским шелком, но дополняет ассортимент крашеным сукном с севера.
Нира в изнеможении выдохнула:
– Мешкентов хрен торчком, какая же ты тупая!
Адер вспыхнула, в негодовании забыв про страх:
– А что не так с импортом сукна и шелка?
– Прежде всего, – Нира принялась загибать узловатые пальцы, – «ассортимент». «Импорт».
– Вполне употребимые слова, – отбивалась Адер.
– Для того, кто жизнь прожил во дворце, в тепле и неге.
У Ниры временами менялись и выговор, и манера речи. В целом старуха выговаривала слова по-деревенски, пересыпая речь сочными ругательствами, но иногда, как сейчас, срывалась на более изысканные обороты, чем выдавала, что умеет говорить, как пристало женщине, просто не дает себе труда.
– Я же рассказываю, что отец богат. Вполне правдоподобно, что он дал мне образование.
– Да уж, правдоподобно! Только нам не правдоподобие, дерись оно конем, надобно. И кстати, это приметное, как монетка, словечко тоже не вправе скатываться с твоих пухлых губок. Нам нужна полная неприметность. Эти придурки… – она махнула скрюченной лапкой в сторону золотых одежд впереди и позади, – тупостью немногим тебе уступают, но все же они не совсем безмозглые. Хочешь, чтобы о тебе сплетничали: «Умная девица эта Дореллин. Так хорошо говорит, столько всего знает…» – Старуха вздернула бровь. – Ты этого хочешь?
– В империи полно красноречивых и сведущих девиц.
Нира фыркнула:
– Да ну? С чего ты взяла? В доках насмотрелась? Или околачиваясь на Сером рынке, болтала с другими купеческими дочками? – Она нахмурила лоб. – Ну? Много ли ты видела купеческих дочек со своего маленького принцессного трона?
– Послушай… – Адер видела, что старуха права, но признавать этого вслух не желала. – Я ценю твое желание помочь, но, по-моему, это ни к чему. Я и сама справлюсь. Думаю, лучше нам в дальнейшем заниматься каждой своим делом и заботиться о себе. Люди скорее заметят наши разговоры, чем обратят внимание на одинокую молодую женщину.
– Опять глупость, – огрызнулась Нира. – Твою дурь уже ведром черпать можно!
Адер вдруг вскипела, шагнула вперед, загородила старухе дорогу, вынудив остановиться. Она была на голову выше и использовала каждый дюйм своего роста, чтобы свысока бросать слова.
– Я принцесса Аннура! – прошипела она. – Я из дома Малкенианов и до побега из дворца служила министром финансов. Понятия не имею, кто ты такая и с чего вздумала, будто за меня отвечаешь, но, ценя твою помощь, не потерплю в дальнейшем ни такого тона, ни такого обращения.
Выговорив все это, она заметила, что тяжело дышит и воздух обжигает ей горло. Ее тирада не заняла много времени, и говорила она так тихо, что другие паломники слышать не могли, но их быстро догоняла другая телега, и Адер резко развернулась и зашагала вперед, не заботясь, идет ли за ней старуха. Страх обручем сжимал сердце. Одно дело – злиться на Ниру за муштру, а другое – открыто, едва не у всех на глазах, на нее огрызаться. До сих пор женщина старалась ей помочь, но если передумает, то несколькими словами легко разрушит все возведенное ею здание лжи.
«Глупо! – бранила себя Адер. – Глупо и безрассудно».
Через несколько шагов она услышала за спиной стук палки о дорожный булыжник. Старуха так спешила, что дышала с присвистом. Адер прислушалась: нет, это не свист. Нира взвизгивала от смеха. Нахлынувшее облегчение тут же сменилось новой вспышкой гнева.
