Х у д о ж н и к. Почему? Видите ли, это не так легко объяснить. Когда сживаешься с этой цветовой гаммой, сорок лет пишешь эти восходы и закаты, становишься почти неодолимым от пейзажа. Вы меня не совсем понимаете? Короче говоря, вероятно, я слишком петербуржец.
Т у л я к о в. Как? Ну да, ну да, ленинградец. Ясен, ясен вопрос. (Пауза.) А на рояле это вы играете? У нас с мостика хорошо слыхать. Ребята выйдут покурить - слушают.
Х у д о ж н и к. Нет. Это не я. Это дочь. Теперь уже она не играет. Холодно. Струны лопаются.
Т у л я к о в. А вы обратитесь к нашему командиру. Разрешит - так я зайду. Туляков моя фамилия. Главный старшина.
Х у д о ж н и к. Ну, это неудобно. А вы разве умеете настраивать фортепиано?
Т у л я к о в. Не знаю, не пробовал.
Х у д о ж н и к (смеется). Так как же вы...
Т у л я к о в. Как-нибудь разберемся. Играть - это действительно артистом надо быть, а самый этот рояль, он ничего такого особенного из себя не представляет. Механизм.
Ю л и я А н т о н о в н а. Тише! Сводка!
Очередь у кипятильника замерла. Журчит радио.
Т у л я к о в (шепотом). Наши на юге дают жизни...
Х у д о ж н и к. Как вы сказали?
Т у л я к о в. Наши, говорю, дают немцу жизни.
Х у д о ж н и к. А! Да-да. Великолепно!
Н и к о л а й Э р а с т о в и ч (громко). Возмутительно! Я решительно протестую. В чем дело, я беру на двоих: на себя и на жену...
Г о л о с а. Тише, черт бы вас!..
- Заткните ему глотку!
Х у д о ж н и к. Не расслышал. Что, что на Ленинградском?
Ю л и я А н т о н о в н а. Ничего. Все то же. "Три пулемета, два миномета...".
Т у л я к о в. Окопался, дьявол. Измором хочет взять.
По набережной мечется какая-то женщина в платке.
Подбегает к лодочному трапу.
Ж е н щ и н а (кричит). Моряки, дайте хлеба!
Г л а з ы ч е в (у трапа). Пройдите, гражданка. Нельзя. Не разрешается.
Ж е н щ и н а. Морячок, дорогой! Молодой человек! Сын у меня ваших лет. Флотский. Вот глядите - полевая почта номер тысяча один... ох, в глазах темно...
Г л а з ы ч е в (мягче). Проходите, мамаша. Сами жмемся, животы подводит.
Команда "Смирно!" По трапу спускается Горбунов. Ему
лет тридцать, выглядит он, впрочем, как многие
подводники, старше своих лет. Он суховатый, очень
подтянутый. С ним инженер-механик Ждановский, человек
лет тридцати пяти со скуластым, замкнутым лицом.
Г о р б у н о в. Прекратить разговоры! (Женщине.) Что вам нужно?
Ж е н щ и н а. Товарищ военный, невмоготу. Хлебушка бы кусочек.
Г о р б у н о в. Отойдите от трапа. (Идет к кипятильнику.)
Ж е н щ и н а (следует за ним). Товарищ командир! Деточка ты моя! Не сердись на старуху. Карточки потеряла, а может, украли... Хожу, как в тумане, никакой памяти нет. Что ж мне теперь, погибать, значит?
Г о р б у н о в. Это правда? (Пауза.) Держите. Прячьте скорей. Теперь идите и больше не приходите...
Ж е н щ и н а. Дал! От себя, последнее дал. Как вас звать, скажите, я за вас молиться буду. Я на колени встану...
Г о р б у н о в. Это еще что такое? Марш отсюда! Быстро! (Отворачивается и раскуривает трубку.)
Женщина уходит бормоча. Пауза.
Пропадет старуха. Этой не вытянуть... Галету дал - это пустяки. А помочь нечем. Что молчите, Федор Михайлыч?
Ж д а н о в с к и й. А что говорить?
Г о р б у н о в (идет к кипятильнику, греет руки). Как дела, Туляков?
Т у л я к о в. Все нормально. Поршневые кольца сменили, нынче соберем. С праздником вас, товарищ капитан-лейтенант. С корабельной годовщиной.
Г о р б у н о в. Спасибо. И вас также.
Кто-то подъехал к дому на мотоцикле.
А помните... (Быстро.) Вернитесь, товарищ краснофлотец!
С о к о л о в (оставил мотоцикл под аркой и хотел прошмыгнуть мимо Горбунова.) В чем дело?
Г о р б у н о в. Подойдите ближе. Разве на флоте отменены приветствия?
С о к о л о в. Я вас не видел.
Г о р б у н о в. Неправда. Почему вы в таком виде? Где ваш ремень?
С о к о л о в. Уж очень вы требуете, товарищ капитан-лейтенант. Не такое нынче время...
Г о р б у н о в. А что такое? Светопреставление? Встаньте как следует. Фамилия? Какой части?
С о к о л о в. Старший краснофлотец Соколов. От военинженера третьего ранга Селянина.
