Одолень-трава - страница 34

— …А с ним шутки плохи, — как бы возвращаясь из секундного забытья, услышал Николай Сергеевич.

— С кем шутки плохи?

— Да с сердцем… В ту ночь… ну, когда это случилось… она пождала-пождала (а у нас с ней уговор есть: с вечерней смены — кончается-то смена поздно — домой и никуда)… Ну и, правда, я ни разу ждать ее не заставлял… А в ту ночь она пождала-пождала, заволновалась и… соседи «скорую» вызывали… Ну, можно, конечно, еще и то сказать: сердце у нее, наверное, чуяло, — ведь у них, у матерей, сердце-то куда чувствительней нашего…

Николай Сергеевич вспомнил, как жена тоже говорила ему, что в ту ночь ей сделалось плохо, что она была твердо уверена: с Вадимом что-то неладно. Может, и в самом деле материнское сердце все чует?!

— Своих ребят из цеха мог бы попросить — да какая им вера? — все тем же тихим голосом продолжал парень. — А вы как бы лицо официальное, стороннее — на нее это произведет впечатление…

Молчание Николая Сергеевича его тезка, видимо, понял по-своему, потому что неожиданно повернул разговор:

— Да вы не бойтесь — она у меня хорошая, добрая… А вам и говорить-то ничего такого не надо. Просто посидите с ней, как вот сейчас со мной, чай с вишневым вареньем попьете — она большая мастерица по части вишневого варенья и любит им угощать. И разговор-то меньше всего про больницу да про меня — вы куда-нибудь в сторону уйдите, что-нибудь расскажите, отвлеките…

Как ни сдерживался Николай Сергеевич, не удалось — улыбнулся: уж очень забавно было слышать этот подробный инструктаж, включая и тезисы разговора с матерью. Не хватало разве что полного текста, который бы следовало ему заучить. А еще бы проще — записать тот текст на магнитофон, а потом уже, слово в слово, передать матери…

— Стой! — это уже вслух сказал Николай Сергеевич.

Тезка посмотрел на него с нескрываемым удивлением.

— Это я не тебе, это я сам себе, — пояснил Николай Сергеевич. — Как тут у вас сестра вызывается?

— Очень просто: кнопку нажать, и все. Только зачем она вам?

Выражение удивления все еще не сходило с Колиного лица. Кроме непонятного «стой!» ему, наверное, еще и удивительна была перемена в собеседнике: с чего это он вдруг так оживился, засуетился, зачем-то даже со стула привстал, опять сел.

Открылась дверь, вошла сестра:

— Кто вызывал?

— Извините, Людочка, это я, — как можно ласковее сказал Николай Сергеевич. — В ординаторской мой портфель — нельзя ли его сюда? — И чтобы сестра не подумала, что он собирается засиживаться, добавил: — Через три минуты я ухожу.

Чтобы избежать ненужных объяснений, Николай Сергеевич взял у сестры принесенный портфель, поблагодарил и, только дождавшись, когда та ушла из палаты, открыл его.

— По счастливой случайности у меня здесь вот такая небольшая коробочка, — он вытащил из портфеля портативный диктофон. — Если хочешь, скажи несколько слов матери, я запишу, а потом, когда буду с ней пить чай, прокручу.

Парень растерялся от неожиданности и не сразу ответил. Только поглядывал то на Николая Сергеевича, то на диктофон в его руках.

— Оно бы ничего, да… что сказать-то?

— Тоже вопрос! — улыбнулся Николай Сергеевич. — Только что меня наставлял, как да что, а теперь спрашиваешь… Скажи, как ты себя чувствуешь, насчет карантина тоже вверни… Ну да что я тебе буду объяснять — сам знаешь. Представь себе… Ну представь себе, что по телефону с ней говоришь: правда, ты ее не слышишь, но она тебя прекрасно слышит. Хорошо?

— Хорошо.

— Ну, поехали.

Николай Сергеевич включил диктофон.

— Мама? Але, мама…

— Ну, «але»-то вовсе не обязательно, ведь на самом-то деле не телефонный же разговор… Давай снова, с самого начала.

Коля опять на мгновение закрыл глаза, словно бы хотел увидеть мать, а потом каким-то другим голосом — теплым, ласковым — заговорил:

— Мама? Это я… Ты меня слышишь, мама? Ты слышишь, каким веселым голосом я с тобой разговариваю? Ну вот, а ты думаешь, со мной не знай что и такое… Это ты просто даже и из головы выкинь. Я уже почти совсем здоров, а не выпускают меня — так это тебе уже доктор говорил — из-за карантина. Что делать! А то приду, инфекцию в дом принесу, других заражу — нельзя… Ну, это все скоро кончится. Так что ты ни о чем не беспокойся, не переживай и всем передавай привет. А если Валерка забежит, скажи ему: что ж ты, мол, сукин сын, Кольку-то не навестишь, а еще дружком называешься… Э-э нет, — сам себя остановил парень. — Это нельзя, с карантином связи не получается.