Викентий Викентьевич говорил о трех не предназначенных для книг пустых «окнах» в середине стеллажа. Коля не торопился с ответом: может, Викентий Викентьевич сам догадается.
Раньше отца поняла назначение «окошек» Вика.
— Ты, папа, считаешь, что человек полку придумал только для книг. А представь, вот в этом «окошке» будет стоять ваза с цветами…
— Или вот эти дымковские петухи и коники, — подхватил Коля. — Ну разве это дело: на одном шкафу у вас — целый птичий двор из петухов, а на другом — табун коней. Они же в такой куче того и гляди заклюют или перетопчут друг друга. И хохлома тоже не смотрится…
Пока Коля все это говорил, Вика проворно сняла со шкафов несколько фигур и поставила их в «окна»: в одно — петухов, в другое — коней, в третье между ними — хохломскую братину. Стеллаж ожил, заиграл, даже вроде бы заулыбался. Улыбнулся и Викентий Викентьевич.
— Ай да Коля! — весело и по-мальчишески задорно воскликнул он. — Утер мне нос. Я тут, старый тюфяк, развожу турусы на колесах, чтобы твой шкаф с моими заодно, а ты, оказывается, не только о моих шкафах подумал, но и о том, что на них пылится, позаботился… Теперь-то видно, что и нижние створки, и навершье твоего стеллажа текстурой дерева да и той же глухой резьбой очень даже явственно перекликаются и с дымкой и с хохломой… Какую оценку, Виктория, поставим мастеру?
— Ну уж если ты назвал его мастером — чем не оценка?! — Вика улыбнулась, очень довольная, что они с Колей так хорошо поняли друг друга. — Перехвалим — как бы не зазнался. А ему еще одну такую стенку делать.
— Согласен. И теперь-то — дело сделано — мастер, наверное, не откажется от угощения…
Зазвонил телефон. Трубку снял Викентий Викентьевич, но, послушав, тут же передал Вике.
— Тебя.
— Да, я, — кому-то ответила Вика. — Ты откуда? От Боба? Ну как вы там?.. Вадим? Нет, пока еще не приехал… «Лада» в экспортном исполнении?.. Об этом потом, потом, Музик. Позвони мне завтра, сейчас я, понимаешь, занята. Пока…
Вика положила трубку. Улыбка сошла с ее лица.
— Муза говорит, что Вадим от Боба уже уехал, а что-то его еще нет… Ну, мастер, пойдем угощаться, ты заработал.
Вика называла его мастером с явной иронией, но это ничуть не обижало: он и в самом деле еще только подмастерье. А вот идти на кухню с ней не хотелось. Если бы не этот звонок! Он словно бы разом отдалил ее, и теперь Коля не знал, о чем с ней можно разговаривать. Разве что о работе: он скажет, когда примерно будет готов второй стеллаж, а потом спросит, в какой день недели удобнее всего привезти его. Скажет, что он, конечно, предварительно позвонит, чтобы не сваливаться снегом на голову, и спросит, когда, в какие часы, лучше звонить, чтобы зря не беспокоить Викентия Викентьевича. Ну, и так далее. Глядишь, время и пройдет.
Сочиненный по дороге на кухню план на этот раз пригодился. Вика отвечала на его вопросы, сама спрашивала. Но весь разговор был чисто деловой.
Перед уходом он в сопровождении Вики зашел к Викентию Викентьевичу попрощаться.
— Присядь на дорожку, — указал Викентий Викентьевич на кресло. — И ответь мне вот на какой вопрос: а почему бы тебе не поучиться в нашем институте?
— То есть как поучиться? — не понял Коля.
— Обыкновенно: посидеть за партой, послушать преподавателей, меня, например.
— Так ваш же институт художественный, а я никакой не художник.
— Уточним: ты, скажем, не живописец. Но у нас есть факультет декоративно-прикладного искусства.
— Я об этом как-то никогда не думал.
— Подумай, до нового учебного года у тебя время есть.
— Но я даже не знаю, с чем туда поступают, какие работы надо подавать, и вообще.
— Это все Вика тебе расскажет. А почаще будешь к нам приходить — она тебя и к экзаменам поднатаскает. Ну, разумеется, и я, чем могу, помогу. Про Вику я говорю потому, что в этих делах она знает больше меня.
— Ты, папа, нынче слишком добрый: то его расхваливал, теперь за меня взялся. — Слабая улыбка тронула Викины губы, но глаза по-прежнему оставались задумчиво-отрешенными.
— Вы оба — хорошие ребята, мне нравитесь — почему я вас не могу похвалить?! Это мое законное право, оно записано в Конституции.