— У тебя еще будет время и возможность сказать, как хотел, — Маша разом посерьезнела, — а сейчас — слышишь? — звонок.
— Ну, я побежал.
— Далеко ли?
— Николаю Сергеевичу сказать «спасибо».
— Ты же его так или иначе сегодня увидишь.
— Надо сейчас. Не ему — мне надо… Дождись меня в институте, я через час вернусь.
Дементий видел по лицу Маши, что она так и не поняла, почему ему надо именно сейчас увидеть Николая Сергеевича, но объяснять было некогда: сокурсники уже валом валили в аудиторию, того гляди, столкнешься в дверях с преподавателем.
Он не стал брать куртку с вешалки, а как был в пиджаке поверх свитера, так и выскочил в институтский скверик, а оттуда на улицу.
Троллейбус будто его и поджидал: едва Дементий запрыгнул на площадку — тут же тронулся.
Погода в последнее время держалась устойчиво пасмурная. Солнце и нынче не показывалось. Но сидевшему у окна Дементию нынешний день и без солнышка виделся светлым и радостным. И люди, которые сидели и стояли в троллейбусе, были все сплошь милыми, симпатичными, хотелось каждому из них сделать или хотя бы сказать что-то хорошее, чтобы им стало тоже светло и радостно. Чтобы и вон та седенькая, похоже чем-то расстроенная старушка, и сидящий с нею рядом деловито озабоченный дядя с кожаной папкой в руках улыбнулись друг другу. И у круглолицей конопатой девчонки, которая внимательно изучает оторванный билет, — пусть номер билета будет счастливым…
А какие большие и хорошие письма он завтра же напишет братчанам — и ребятам, и голубоглазой Зойке!.. Впрочем, Зойке большое и хорошее вряд ли получится. Что он ей напишет: голубые глаза хороши, а теперь полюбилися карие?..
Вот он и доехал. Остается немного пробежать вперед и повернуть за угол.
Николай Сергеевич иногда работает дома. Хорошо бы застать его!
Видно, уж день нынче такой, с утра везучий. Мало того, что Николай Сергеевич дома, он сам и дверь открывает.
— Что случилось, Дема? — спросил он удивленно, с тревогой в голосе.
Должно быть, его удивил и встревожил и неурочный приход Дементия, и его всклокоченный, запыхавшийся вид.
— Случилось, случилось, дядя Коля! — Дементий обхватил Николая Сергеевича за плечи и ткнулся лбом куда-то в подбородок. — Спасибо!.. Строгий выговор…
На шум в прихожую вышла из кухни Нина Васильевна.
— Что за выговор? — конечно же поинтересовалась она. — За что и кому?
— Нина Васильевна, можно я и вас на радостях обниму?
Хозяйку дома явно смутили слова Дементия. Она — вот уж никто не ожидал! — зарделась, застеснялась.
— Какая же радость, если сам говоришь — строгий выговор?!
Нина Васильевна продолжала спрашивать и в то же время сама торопливо вытирала о фартук то ли в муке, то ли еще в чем испачканные руки.
Дементий шагнул к ней поближе, взял за полные мягкие руки повыше локтей и неумело громко чмокнул в щеку. Румянец залил ее лицо еще гуще.
Николай Сергеевич ни о чем не расспрашивал, ему и так было все понятно, Нине Васильевне же пришлось объяснять.
— Была тут у нас одна дискуссия… — начал Дементий.
— И один студент, — пришел к нему на выручку Николай Сергеевич, — доказывая свою правоту, размахался руками…
— Размахался и то ли нечаянно, то ли чаянно… задел своего оппонента.
— Тот — в бутылку. И парня, при нынешних строгостях, могли попросить из института.
— А дали только выговор! Как тут не радоваться?!
Слушая эту на ходу сочиняемую басню, Нина Васильевна переменно переводила взгляд с одного рассказчика на другого, и видно было по ее глазам, что она не очень-то верит сказанному, а может, даже и подозревает, что «один студент» перед нею сейчас и стоит.
— Складно у вас получается, только непонятно, зачем за дурака драчуна переживать-то?
Николай Сергеевич понял, что на этот вопрос надо отвечать ему.
— Дело в том, что дурак этот… как бы тебе сказать… в общем и целом хороший, дельный парень.
— Первый раз слышу, чтобы дурак был дельным, — все так же недоверчиво покачала головой Нина Васильевна. — Ну да у меня котлеты жарятся, как бы не подгорели, — и скорым шагом ушла на кухню. Уже оттуда крикнула: — Ты, Дема, чай, пообедаешь с нами?
Николай Сергеевич заговорщицки подмигнул: мол, конечно, с удовольствием. Но, вспомнив уговор с Машей, Дементий заколебался: