— Что вам налить? — прорычал Мэт.
Он смотрел не на Зу, а на какую-то точку над ее головой, но, поскольку перед Хэндзл и Тони уже стояли бокалы, вопрос явно предназначался только ей.
— Немножко шерри, пожалуйста, — попросила девушка.
Тони сидел на диване, прислонив костыли к подлокотнику.
— Садись сюда, дорогая, — пригласил он Зу, указывая на место рядом с собою.
Тон его был таким ласковым в сравнении с резкостью Мэта, что невеста почти мгновенно оказалась рядом. Жених обхватил ее за плечи, но не так, как это делал всегда в присутствии посторонних, к чему она уже привыкла. На сей раз Тони тесно прижал Зу к себе и стал нежно поглаживать ее оголенную руку. Она выразительно взглянула на него, молча умоляя этого не делать. Такая открытая демонстрация чувств наверняка приведет в смущение Хэндзл, как это случилось и с самой Зу.
Однако улыбка на лице Хэндзл не изменилась. Хозяйка дома изо всех сил старалась снять напряженность, вовлекая всех в легкую беседу. Помимо того, что Хэндзл, как сама призналась, очень любила слушать звучание собственного голоса, она была превосходным миротворцем. Однако в данный момент, даже при ее влиянии на сына и внука, вернуть все в нормальное русло никак не удавалось.
Очень хорошо, что Хэндзл так много говорит, благодаря этому Зу могла не произносить ни слова. Царившая в комнате атмосфера лишила ее дара речи. Просто божья милость, что всех вполне удовлетворяли ее короткие фразы — «да», «нет», «конечно», «и тоже так думаю», которые она время от времени вставляла в общий разговор. Хэндзл говорила и говорила. Она замолчала лишь тогда, когда вошла Иветт и сообщила, что ужин подан. Зу ничуть не сомневалась, что на красивом лице милой хозяйки отразилось облегчение.
За трапезой напряжение несколько спало, все были поглощены едой. Зу не замечала, что ей подавали. Разумеется, все блюда были превосходными, но ей все казалось безвкусным, как древесные опилки. Хотя Хэндзл была англичанкой, дом вела на французский манер, а французы очень гордятся своей национальной кухней и серьезно, даже благоговейно относятся к принятию пищи. Как бы ни была важна застольная беседа, они отводят ей лишь второстепенную роль. Поэтому скромных попыток Зу поддержать Хэндзл почти никто не заметил.
О чем же все-таки спорили мужчины? То, как Тони прокричал Мэту, что «она» выбрала именно его и что Мэт уже вне игры, наверняка означает, что этот яростный спор касался ее, Зу. Но что хотел сказать Тони, обвиняя дядюшку в попытке все испоганить? И в каком таком ляпсусе он сам виноват?
Наконец бесконечная трапеза, состоявшая из множества блюд, завершилась. Теперь всем предстояло выпить в гостиной традиционную чашечку кофе. Хэндзл поднялась раньше других, чтобы сказать Иветт, когда его подавать. Зу водворила на место свой стул и подошла к дивану за костылями Тони.
— Возьми только один, дорогая. С твоей помощью мне этого достаточно…
Обращаясь к Зу, он не отводил взора от Мэта. Ей не нравилось, что на ее глазах разворачивается какое-то состязание. А может, это только необоснованные подозрения? Тони за ужином крепко налегал на вина, из-за этого двигаться ему было трудновато. Пока Зу не разобралась в том, что же происходит на самом деле, она решила не возражать Тони. Похоже, сейчас она оказалась на самом пике взрывоопасной ситуации, когда малейший неверный шаг может привести к ужасной катастрофе.
Передав Тони костыль, Зу беспомощно ждала возле дивана. Он встал и обхватил ее за талию с видом собственника, жест его был вызывающе властным. Чем объяснить такое внимание к ней Тони? Может, он подумал, что она ревнует к Камилле, которая в саду заняла ее место? Или хотел показать, что между ним и Камиллой ничего нет, еще раз подтвердить, что он любит именно Зу? Хорошо, если так. Однако все это случилось сразу после ее исповеди, рассказа о себе и Мэте. Зу это очень не нравилось. Ее преследовала мысль, что Тони скрывает вызванную чем-то злую радость. Неужели эта демонстрация чувств рассчитана на то, чтобы подчеркнуть, что она, Зу, принадлежит ему? Неважно, чем руководствовался Тони, но избранный им способ перемещения в гостиную выглядел ужасно, он откровенно бахвалился, заявляя о своих правах на нее. Девушка в глубине души закипела от гнева.
