Одна из рук с татуировкой приблизилась прямо к нему.
— Том, Боже, что с тобой?
Том перевел взгляд с татуировки вверх по руке на лицо. Лицо показалось знакомым.
Мэллори. Дочь Анджелы.
Или это две Мэллори? Обе смотрели на него словно откуда-то издалека. С каких это пор Мэллори находится в организации Торговца?
Схватив ее за руку, Том приблизил татуировку к глазам и…
Это был вовсе не глаз. Это не было даже татуировкой.
— Это лицо клоуна, — произнес он. Собственный голос показался ему чужим.
На руке Мэллори был проставлен чернильный штамп с изображением клоуна Бозо. Его ставили всем пришедшим на карнавал.
— Ты платишь десять долларов, чтобы тебе проставили штамп, и можешь участвовать во всех аттракционах до закрытия праздника.
Том почувствовал, что готов рухнуть…
— Боже, Том! — склонилась к нему Мэллори, когда он встал на четвереньки.
— Ты знаешь этого парня? — прозвучал над головой Тома новый голос — мужской, совсем молодой.
— Это мой дядя, — последовал ответ. — Взгляни на его лицо. Брэн, у тебя есть машина? Мне нужно отвезти его домой.
— M-м, нет. M-м, Мэл, я… я думаю, мне срочно нужно домой.
— О, — разочарованно произнесла Мэллори. — Хорошо… Конечно.
— С такой публикой я не связываюсь. Не обижайся… Как-нибудь увидимся.
— Ладно. Хорошо. Увидимся.
— Задница. — Том не сообразил, что произнес это вслух, пока Мэллори не рассмеялась.
— Ты прав, — сказала она. — Ты можешь идти?
— А что, я сейчас не хожу?
— На своих двоих, а не на четырех. — Она попыталась помочь Тому подняться, но это было не так-то просто сделать. — Ну, давай, Том, я отведу тебя домой. Обопрись на меня.
Чарлз проснулся от того, что один из Люков ткнул его ногой в бок, что-то недовольно ворча.
Оба Люка, а также Анри и Жан-Клод (или Жан-Пьер — он их постоянно путал) были весьма недовольны, что из-за Чарлза им тоже пришлось учиться штопать носки. Но своей вины Чарлз в этом не видел. Он просто пытался быть чем-то полезным. Взяв на себя штопку, он освобождал женщин для другой работы. К тому же он в последнее время смирился с мыслью, что его трудно переправить и что в этом доме ему придется провести время, возможно, до самого конца войны.
В последнее время он сделал большие успехи в штопке. Он уступал, правда, Сибеле и Доминик, но был определенно проворнее, чем любой из мужчин.
Джо взялся за иглу сразу после Чарлза, буквально через день. Нет сомнения, стремясь завоевать одобрение Сибелы. Однако, кроме одной улыбки, больше ничего заслужить ему не удалось.
Поцелуй, полученный Чарлзом в качестве поощрительного приза, ему не достался. Но Джо утешался тем, что по крайней мере теперь Сибела не оставалась с Чарлзом наедине.
Чарлз продолжал развлекать ее историями о Болдуинз-Бридж — но только тогда, когда Джо мог послужить им переводчиком.
А случалось это не так часто. У Джо было столько дел за стенами дома, что Чарлз мог и забыть о его существовании. Бобы и свежая зелень появлялись на столе благодаря Джо. Дальние взрывы в городе, переполох у немцев из-за пропавшего грузовика с боеприпасами, разобранный рельсовый путь — все это было работой Джо.
Несмотря на всю разницу в социальном статусе, Чарлз относился к Джо с огромным уважением. И он прекрасно видел, кем для Джо является Сибела. Это была возвышенная, благоговейная любовь. Сибела Дежарден такую заслуживала.^
Не было никакого сомнения, что Джо пошел бы на все ради этой женщины, сделал бы все, о чем бы она ни попросила. Он бы отдал за Сибелу свою жизнь.
Но неделю назад она поцеловала его, Чарлза.
За свою относительно короткую жизнь Чарлз имел богатый опыт; легкий поцелуй Сибелы был для него не больше чем дуновение ветерка. Так, наверное, Чарлза целовала его тетушка, так и оставшаяся в старых девах. Чисто платонический поцелуй. Это было…
Черт, да что это он морочит себе голову? Поцелуй Сибелы вовсе не был платоническим. В нем были чувство и едва сдерживаемая страсть. Это было скорее обещание — правда, слабое, но обещание рая.
Чарлз думал об этом единственном поцелуе на протяжении часов, дней.
Он думал об этом поцелуе очень часто, а когда не думал о нем, то вспоминал глаза Сибелы. Глаза, в которых была вселенная. Глаза, которые, казалось, видели все и все знали. Глаза невероятной красоты.
