— Сэр…
— Отдохни, лейтенант. — Кроули повесил трубку, и в ухо Тома ударили короткие гудки.
Если он хочет сохранить свое место…
Том хотел. Его работа значила для него почти все.
Но если тот, кого он видел, и в самом деле был Торговцем, то тут уже речь идет не о чьем-либо месте. Мысль о том, что Торговец может взорвать Правительственный центр в Бостоне, приводила в ужас.
Если только Торговец и в самом деле не появился здесь ради Тома. Том принимал участие в операции, во время которой были убиты сообщники Торговца — среди них была и его жена. Хотя та операция и была секретной, но секреты можно купить или украсть.
Закончив поливать розы, Джо принялся скручивать шланг в моток, поглядывая время от времени на богатый фасад дома Чарлза.
Чарлз остался в доме один. Уборщица, миссис Лернер, ушла примерно полчаса назад. А Келли Джо видел уезжающей в город еще утром. Было удивительно, что она до сих пор не вернулась.
Джо мог бы сам навестить Чарлза, но кто знает, не взъерошит ли тот свои перья и не поднимется ли у него кровяное давление.
Теперь даже странно вспомнить, что когда-то Джо считал Чарлза человеком железной выдержки, способным оставаться спокойным, что бы ни происходило вокруг.
Видимо, время берет свое. Во время войны они были здоровыми мужчинами, в старости же человек становится похожим на ребенка.
Время войны… Удивительно, но эти годы врезались в память Джо так, словно это было совсем недавно. По сравнению с этими воспоминаниями годы с 50-х по 80-е были лишь чем-то смутным, просто стремительным чередованием зимы и лета. Когда Джо закрывал глаза, он мог вспомнить почти любой день войны во всех деталях.
Он помнил и падающие на кухне Сибелы капли, и запах дома, и страх на лицах людей, прятавшихся на чердаке, и ослепительную улыбку Сибелы, когда она приветствовала немецких солдат из патруля, и ее попытки очаровать немцев, чтобы что-то у них выведать.
Он помнил и Чарлза — еще не сгорбленного и умирающего, а молодого и здорового. Да, он был ранен, но когда Джо увидел его во второй раз, в Чарлзе жизнь била через край.
Он сидел на кровати Сибелы, его правая рука была на перевязи, бок и нога закутаны в бинты. Да, он сидел на кровати Сибелы — женщины, неустанно работавшей на Сопротивление, дававшей кров и пищу любому, кого преследовали нацисты и кто с ними боролся, женщины, которой каждый грош приходилось зарабатывать неимоверным трудом.
Теперь она отдала даже свою кровать — американскому офицеру с золотистыми волосами.
Играя в карты с двумя Люками и Доминик, Джо бросил взгляд в проем двери. Американец был бледен и выглядел диковато с недельной щетиной и темными кругами под глазами — и все равно он был таким красивым, каким Джо не мог быть никогда.
Чарлз Эштон словно излучал что-то магическое, как бы светился изнутри. Этот свет делал его волосы еще более золотистыми, а глаза — еще более голубыми. Впрочем, возможно, такое впечатление возникало оттого, что, как знал Джо, раненый имел большой счет в банке. Большие деньги придают человеку достоинство и уверенность. Бедному же для того, чтобы чувствовать себя уверенно, нужно немало трудиться.
Пока Джо наблюдал за ним, американец достал сигарету из ящика у кровати. Доминик зажгла сигарету, и раненый благодарно улыбнулся ей.
Нет, определенно в этом человеке была какая-то магия.
Может, Сибела и не отдала свою кровать раненому, может, она делит ее с ним. Эта мысль была неприятной, но сегодня хорошие мысли в голову не приходили. Всю ночь Джо пытался собрать информацию о немцах — но безрезультатно, и еле вернулся обратно живым.
— Джузеппе?
Он повернулся к поднимавшейся по ступенькам Сибеле. Увидев, что он благополучно вернулся, Сибела просияла. Бросившись к нему, она обняла его, как иногда делала, хотя и редко, и Джо в очередной раз удивился, какой тоненькой и хрупкой была эта женщина.
Казалось просто невероятным, что она являлась одним из лидеров Сопротивления. Но твердость, способность брать на себя ответственность, безграничная стойкость делали ее сильной.
— Благодарение Богу, — прошептала она. — Говорили о твоем аресте, но я ни от кого не могла добиться ничего определенного. — Она отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза;