– Колли, думаю, Онслоу мог бы расположиться в соседней с твоей комнате. Приготовь ему постель. Мы попьем чаю, и потом он ляжет спать.
– Так и сделаю, – сказал Колли и поднялся по узкой лестнице, которая вела в комнаты над кухней.
Мартин разлил чай в четыре чашки.
– Берите. – Он протянул одну Онслоу. – Как рука?
– Дергает, но, вероятно, это добрый знак. – Онслоу отпил чаю. – Меня уже ранили, много лет назад. Ничего, выживу.
Мартин подал чашку Аманде, однако та замотала головой, глядя на Реджи:
– Нет, это ему.
– Очень сомневаюсь, что сегодня он проснется: он потерял слишком много крови. – Заметив ужас в ее глазах, он обнял ее. – Не бойся, он проснется, но не сегодня. А вот тебе чай необходим. – Он сунул чашку ей в руки. Она обхватила ее ладонями и стала пить маленькими глоточками, не спуская взгляда с Реджи.
Когда Колли спустился вниз, Мартин подал ему третью чашку, и все расположились перед очагом.
– Лошади в порядке? – спросил Колли.
– В порядке, я сделал все, что мог. – Мартин помолчал. – А где остальные лошади – отцовские хантеры, упряжные? Что с ними случилось?
– Продали. Много лет назад.
Мартин нахмурился. Отец умер всего год назад, а денники опустели значительно раньше.
Колли отставил пустую чашку и повернулся к Онслоу:
– Пошли, устроим тебя наилучшим образом.
Они стали подниматься наверх, а Мартин пересадил Аманду в кресло, которое только что занимал Онслоу.
Когда Колли вернулся в кухню, Мартин, глядя на Реджи, сказал:
– Думаю, комната уже нагрелась. Давай перенесем его. Это было непростой задачей. Несмотря на худощавость, Реджи оказался довольно тяжелым, а Мартин не хотел просить о помощи Колли: старик и так дышал на ладан. Мартину пришлось сделать остановку сначала в большом зале, потом наверху лестницы. К счастью, они добрались до комнаты без происшествий. Аманда поспешила вперед, чтобы откинуть одеяло и убрать грелку, предусмотрительно положенную Колли.
Мартин уложил Реджи, Аманда укрыла его и убрала волосы со лба.
– Нам понадобятся кирпичи, – повернулся Мартин к Колли.
– Я уже грею их внизу. Сейчас принесу.
Мартин подбросил дров в камин. Он обратил внимание на то, что ящики для угля и для дров полны. Он еще некоторое время постоял у камина, глядя в огонь и стараясь не смотреть по сторонам и не давать волю воспоминаниям.
Он не жалел о том, что комнату отдали Реджи: вряд ли он смог бы уснуть в ней. К тому же он уже не наследник, а граф, следовательно, его апартаменты дальше по коридору.
Колли принес нагретые кирпичи, завернутые в одеяла. Они обложили ими Реджи. Видя, что Аманда, такая же бледная, как Реджи, не сводит глаз с недвижимого тела, Мартин взмолился о том, чтобы раненый проявил хоть какие-нибудь признаки жизни. Но Реджи оставался без сознания. Мартин понимал: чем дольше продлится это состояние, тем меньше у юноши шансов. Однако он не считал нужным сообщать об этом Аманде.
Поблагодарив Колли, Мартин отпустил его:
– Иди спать. Утром увидим, как обстоят дела.
Колли поклонился и ушел.
Мартин посмотрел на Аманду, которая неподвижно сидела на кровати рядом с Реджи. Было уже далеко за полночь, всем требовался отдых, но Мартин знал, что она не уйдет со своего поста.
– Пойду поищу одеяла и подушки. – Он взял меньший канделябр и вышел. Аманда даже не повернула головы.
В коридоре он на мгновение остановился и пошел в глубь крыла. К двойной дубовой двери срезным фамильным гербом. И замер перед ней. Перед ним возникли видения прошлого. Он посмотрел на дверь слева и, подумав секунду, открыл ее.
Миновало более десяти лет с тех пор, как он в последний раз входил в материнский будуар. В детстве эта комната вызывала у него непередаваемый восторг, она будила его воображение и разжигала непреодолимое любопытство.
Комната осталась такой, какой он ее помнил: шелка, атласы, тяжелая парча и кружево. Даже султанский гарем не мог сравниться с ней по роскоши. Именно от своей красавицы матери он унаследовал необузданность и чувственность, любовь к ярким краскам и дорогим тканям. Закрыв за собой дверь, Мартин подошел к секретеру, стоявшему между окнами. Он без труда представил, как мама сидит за секретером, пишет письмо, потом поворачивается и встречает его своей веселой улыбкой – эта улыбка всегда была ее особенностью, ее величайшим даром.
