Напоследок исцарапав мою душу в кровь полными ненависти взглядами вахтер и охранники ушли — оплеванные, растерянные и наверняка раскаивающиеся в своих гнусных происках против моей особы.
3
Я победно захлопнула за поверженными врагами дверь. Подняла с пола очки секретутки, про которые она забыла (видимо, оттого, что ее сильно поразила встреча со мной). И с наидружелюбнейшей улыбкой передала их ей.
— Вот видите, как я Вас уважаю, Снежана, а Вы мою папочку в коридор выкидываете и руки переломать пытаетесь, а я ведь, к слову сказать, этими самыми руками ананасы и яблоки кушаю, — укорила я секретутку. — Где же хваленная корпоративная этика «ИNФЕRNО», о которой громогласно вещают ее пиарщики? Я ее в упор не вижу. Вы, наверное, специально прячете ее от гостей, чтоб не сперли. Так я вовсе не такой гость. Более того, я вообще не гость, а гостья. Передо мной можете не скрывать своего радушия, добрых слов и приветливых улыбок. И вовсе не потому, что мне они нужны. А потому, что они нужны вам. Это еще лет тридцать назад мои британские коллеги доказали. Вы разве не знаете? А хотите узнать? Все за пару часов я расскажу Вам практически обо всех классических разработках прикладной корпоративной психологии.
Секретутка забрала у меня очки. А перед тем, как их надеть, бросила на меня взгляд, в котором без труда читалось: «Чую, ты меня как-то надула, стерва. И ежели узнаю, как именно, то месть моя будет страшной. И возможно, одной только свернутой шеей ты не обойдешься».
Пользуясь замешательством Снежаны, я с милой улыбкой присела на край дивана, и поведала ей:
— Скажите спасибо, что я не какой-нибудь ушлый репортер с центрального ТВ. Иначе б закатила скандал мирового масштаба. И я кучу баблосов содрала б за моральный и физический ущерб.
Секретутка, решив не тратить на меня время, продолжила работу на компе, с маниакальным упорством загоняя в электронную таблицу Microsoft Excel данные из вордовских баз.
«Дело дрянь, — вздохнула я. — Ничего у меня с этими чудиками не выгорит. Они не просто гребанные и долбанные, но еще двинутые и шизанутые. Пора возвращаться восвояси не солоно хлебавши — с поникшими ушами и поджатым хвостом».
Но тут из кабинета Хорькоффа вышел небритый мужик лет тридцати с синими кругами под покрасневшими от бессонницы глазами. И не то шестым, не то седьмым, а, не исключено, даже восьмым чувством я поняла — дело выгорит!
— Эй, любезный… — я вскочила с дивана и подскочила к мужику, желая спросить его, в каком настроении сейчас Хорькофф.
Однако меня несколько насторожило наличие в руке мужика, принятого мной за посетителя-склочника, пистолетища незнакомой мне конструкции.
И я от греха подальше подалась назад, спрятавшись за Снежану, ибо ну его на фиг. Не люблю, когда в меня стреляют из пистолета. Даже когда просто целятся в лоб, все равно не люблю.
Вот проживу лет сто, напишу пару десятков монографий и автобиографических романов, нарожу четыреста восемьдесят восемь прапраправнуков — вот тогда цельтесь в меня хоть дулом «Арматы». Да хоть ядерную гранату в меня кидайте тогда, плевать.
А сейчас — ни-ни! Мне еще с Толиком мириться, диплом писать и разбираться с нашествиями зомби. А может, и с инопланетянами или демонами придется схлестнуться. А я их даже больше, чем пиндосов не люблю.
Глава 5. Из нас троих один — точно сумасшедший
1
Однако небритый мужик, не обратив на меня никакого внимания (к великому моему облегчению), махнул пистолетом в сторону секретутки и распорядился:
— Снежана, передай совету директоров, что я перед своей смертью просил их поставить на мое место — Анну Рудольфовну.
«Ба! Да это ж сам Хорькофф и есть! — догадалась я. — Только не пойму, чего это он насчет смерти плетет?»
— Пусть сотрудников за моим катафалком будет не больше двухсот, — сказал Хорькофф. — Не надо помпезности, чай не Римский Папа. И насчет музыки не мудрите. Шопена, конечно, в жопу. Однако и сраного рэпа тоже не надо. Дайте облегченный вариант классики, который мы готовили для похорон разбившихся на «Аэробусе». Что-нибудь из Морриконе, Роты и Леграна. И ни в коем случае не подпускайте к моему гробу Леонтовича! Гоните, мерзавца, в шею! Я этого выжигу даже после смерти видеть не желаю!