— За тридцать лет она мне раз сто успеет яду в щи подсыпать, — резонно заметил Толик.
— Давненько в нашем клубе не разыгрывались такие страсти, — рассмеялся гаденыш Тоха, не замечая меня. — А классно: мечи-шпаги, любовь-морковь, сопли-вопли и куча сердечных страданий.
— Не думал, что Ника настолько тупа, чтобы впустую истерить, — сказал Толик. — Главное, чтоб она не сожгла в расстроенных чувствах наш клуб.
— Не собираюсь я жечь вашу развалюху! — объявила я пацанам. — Но ноги моей в ней больше не будет, сукины вы все дети!
Поняв, что я слышала их гнилой базар, «сукины дети» сконфузились. Тоха сделал вид, что озабочен состоянием своей деревяшки. А Толик снял шлем и, держа его в руке, попытался объясниться:
— Пойми, Ника, историческая реконструкция не только изготовление разной бодяги по старинным образцам, ремонт и скупка всякой допотопщины. Нам важнее дух того времени, которое воспроизводим. А дух большинства эпох: это когда мужчина — все, а женщина — ничто.
— А я думаю, что историческая реконструкция должна больше выражать дух нашего времени, — возразила я. — А в наше время у женщины больше шансов пробиться наверх. Мои британские коллеги все давно уж доказали. Мы более дисциплинированны, трудолюбивы и образованы. Кстати, женщины, несмотря на всю свою хрупкость, не шибко великую мышечную силу и ранимость психики, намного сильнее мужчин. Мы лучше терпим боль и меньше болеем. Мы выносливее мужчин. И лучше.
Толик и Тоха гаденько захихикали.
— Уж не себя ли, Ника, имеешь в виду? — поинтересовался Тоха.
Зная мой нрав, он не спешил снимать шлем.
— У меня, между прочим, целых два высших образования… неоконченных, — сообщила я народу. — И грамота о победе в школьной олимпиаде по литературе есть.
— Извини, Ника, мы не хотели тебя обидеть, — повинился Тоха, видимо, вовремя вспомнив, как я его на тренировке чуть было не зарубила шашкой. — Да и вообще спор о том, кто круче мужики или бабы бессмыслен.
А вот Толик полез в бутылку.
— Ты не права, Ника, — безапелляционно заявил он тоном старого, глуховатого учителя французского языка из сельской школы с прохудившейся крышей и бегающими по коридорам крысам. — Сейчас нужны не герои и героини, а тупые исполнители — люди-роботы, у которых нет эмоций и вредных привычек. Вот ты у себя в ОВО «ЛАДИК» — никто и ничто.
— Чо!!! — возмутилась я и атаковала Толика баулом, словно кистенем.
Толик пытался уйти в сторону, но я сбила его с ног подсечкой.
Шлем выпал из рук Толика и подкатился к моим ногам.
— Не убивай его, Ника! Не убивай до Дня города! — с издевкой заголосил засранец Тоха. — Иначе у нас все сорвется. А уж после праздника можешь прикопать его трупешник где-нибудь на Промзоне. Я тебе даже лопату найду.
— Издеваетесь над беззащитной девушкой, да? — ударом ноги я зафутболила Тохе толиковским шлемом в солнечное сплетение.
Тоха охнул и согнулся, держась за живот.
Толик подобрал меч, но с пола не поднимался. Сидел гад и громко хохотал надо мной и Тохой.
Я негодующе посмотрела на Толика и сказала:
— Обещаю: такую карьеру сделаю в своей компании, что вы все обзавидуйтесь!
— Не верю, — заявил Тоха.
— Не веришь?! — зашипела я.
— И я не верю, любовь моя, — поддержал мелкого гаденыша Тоху Толик.
— Прости, Толик, но я больше — не твоя любовь! — заявила я, возмущенная таким неверием в мои таланты.
— Типа, развод и девичья фамилия? — квакнул осмелевший Тоха.
— Типа того, — кивнула я ему. — А карьеру я сделаю такую, что никому из вас и не снилась. Плевала я на вашенский клуб. Чистите и дальше ржавчину с помойного старья сами. А я ухожу вас — за славой и величием. И возвышусь так, что вы будете рыдать, сожалея, что когда-то меня тут чмырили.
Я направилась к выходу. И услышала голос Тохи:
— Чо это с ней, Анатоль?
Диагноз Толика был краток:
— Паранойя, кажется.
Мне хочется быть похожей на Марин Ле Пен.
В отличие от старой карги Тетчер, что выиграла войну с Аргентиной, но потеряла родную страну, которую прибрали к рукам евро-азиаты и афро-европейцы, Марин — молодец, душой страдает за правду и своим народом дорожит.
Она всегда смело чмырит с высоких трибун продажных высокопоставленных чинуш Евросоюза, лижущих задницу империалистам Пиндостана.
