Так, нужны два поручителя, поавторитетнее. Пиши: за меня ручаются Шапкин Геннадий Максимович и Вершков Петр Спиридонович. Подписывайся: к сему Минский. Так, Геннадий, Петр, распишитесь, — обратился Глаз к мужчинам, чьих имен и фамилий не помнил.
Мужики стали напутствовать Толю, чтоб он все исполнил.
— Я все сделаю. Я раньше приду.
— Хорошо, — сказал Глаз, — какие вещи дадим?
Камера пришла в движение. С нар стащили одежду, лишь дед не отдал зимнее пальто.
— А как же он понесет, — обратился к зекам Глаз, — надо у Валентина мешок какой-нибудь попросить. — Валентин, — заорал Глаз, — на заявление.
Пришел Морозов. Глаз просунул в щель заявление и спросил:
— У тебя мешок или матрасовка найдется? А то как он вещи потащит?
— Мешка нет. Матрасовка та, старая, есть.
Глаз подумал — Валентин шутит, но тот принес старую грязную матрасовку. Глаз прыгнул на нары, просунул ее через решетку на улицу и вытряс. В матрасовку склали вещи, и Глаз крикнул:
— Валентин, готово!
Морозов стоял у дверей и слушал. Он открыл дверь, и Толя вышел. Камера замерла.
Видя, что Минский прет на выход, Валентин открыл двери соседней камеры и крикнул:
— Минский, сюда!
Толя обернулся.
— Сюда, куда попер!
Толя подошел. Морозов пнул его по заднице, наполовину прикрытой матрасовкой, и, крепко обругав, захлопнул дверь.
Обе камеры взорвались от смеха, и Морозов стал успокаивать.
Глаз попросил вещи назад, но Морозов сказал:
— Поваляйтесь на голых нарах и отдай мне карандаш, а то обыск сделаем.
Глаз отдал.
Из соседней камеры Роберт крикнул:
— А мы вещи у вас купили. Мы их сейчас расстелем, и нам будет мягко.
Зеки просили вещи у Морозова, но тот до самой отправки так и не отдал. Один дед валялся на зимнем пальто, посмеиваясь.
— Хороший вы базар себе устроили, — отдавая вещи, сказал Морозов. — Еще будете кого-нибудь посылать?
— Валентин, посади Минского к нам, — попросил Глаз.
— Не посажу. Ты его заездишь.
Не удалось Глазу забрать у него вещи и узнать падунские новости.
«Ничего»,— подумал Глаз и крикнул в окно:
— Роберт! Прыгни на трубу. Цинкануть надо.
Глаз взял кружку, прислонил к батарее отопления и сказал:
— Оберите там Толю. Если возмутится, скажи, что я велел. Он моей матери за штаны деньги не отдал.
— Уже и так, — ответил Робка.
Когда камеру вели на оправку, Толя тащил парашу. Глаз смотрел в окно. Шляпы на нем не было, и свитера тоже.
Перед этапом Глазу дали свиданку. Повидался с родителями. Они принесли ему здоровенный кешель еды. И через день его отправили в тюрьму.
Отец Глаза, узнав на суде подробности, как ранили сына, — писал жалобы. Иногда ему отвечали, но о наказании конвоя речи не шло.
В тюрьме Глаза посадили к взрослякам. Просидел у них недолго, покатался на плечах, выигрывая споры на приседания, и его перевели к малолеткам во вновь сформированную камеру шустряков. Она находилась на первом этаже трехэтажного корпуса, где сидели смертники, особняки, строгачи. В камере двое знакомых: Масло и Подвал. Они без особой радости поздоровались за руку и спросили, сколько дали.
Камера сырая. Сводчатые потолки наводили тоску. Казалось, тебя заперли в средневековую башню и придется сидеть в ней всю жизнь. Ребята решили вырваться из этой мрачной камеры любыми средствами. Если их не переведут, они устроят бардак, перевернут все шконки, побросают в кучу матрацы, а если и после этого не переведут, разобьют в раме стекла, сломают стол, вышибут волчок и все вместе будут барабанить в дверь. Так предложил Глаз, и ребята согласились: или для всех карцер, или другая камера.
Вечером во время поверки Глаз спросил у корпусного с шишкой на скуле:
— Старшина, что же нас в такую камеру, как рецидивистов, заперли?
— А ты и есть рецидивист.
— Я не рецидивист, я малолетка.
— Дважды судимый, восемь лет сроку — без пяти минут рецидивист.
— Старшина, доложи завтра утром начальству, что я и вся камера просим, чтоб нас отсюда перевели. В любую камеру. Кроме первого этажа.
— Ишь ты, сукач, чего захотел.
— Что, что ты сказал?
— Сукач, говорю.
— Это кто же сукач?
— Сукач — ты.
— Я не сукач, ты — сукач.
Корпусный с дежурным вышли из камеры, а корпусный, выходя, все повторял одно и то же слово: «Сукач, сукач, сукач».