— На какое исправление?
— Да на обыкновенное, — вспылил коренастый, — у нас хулиганить не будешь.
— Я к вам, значит, на исправление? Вы у хозяина на исправлении. Наверное, уже исправились?
Зеки молча глядели на Глаза. Коренастый часто затягивался папиросой, соображая, видимо, что ответить.
— Это не твое дело — исправились мы или нет. А вот тебя будем исправлять.
— Как? — Глаз подошел к столу, взял спички и прикурил.
Глаз уверен — его не тронут. На тюрьме неписаный закон: взросляк малолетку не тронет. Коренастый побагровел.
— Как разговариваешь? — заорал он.
— А как надо?
Коренастый хотел ударить Глаза наотмашь ладонью, но он отскочил. Зеки запротестовали.
— Да брось ты. Что он тебе сделал?
Коренастый уткнулся в газету, а четверо других приступили к расспросу. Глазу показалось странным, что зеки в разговоре мало употребляют феню. Но когда разговор зашел о женщинах-заключенных, Глаз сказал:
— Раз с нами по этапу шла коблиха, красивая, в натуре.
— Кто-кто с вами шел? — переспросил белобрысый.
— Да кобел, говорю.
— А что такое кобел?
— А вы по какой ходке? — спросил Глаз.
— Ходке? Да мы все не по первому разу. Режим у нас строгий.
— Так вы что, осужденные?
— Да-а, — протяжно и неуверенно ответил парень.
— Режим строгий, а что такое кобел, не знаешь.
— Ладно, — сказал чернявый с большими навыкате глазами парень, — хорош ломать комедию. Ты вон подойди к вешалке…
Глаз не шевельнулся.
— Да ты к вешалке подойди и на одежду посмотри.
На вешалке висели шубы и шапки.
— Ну и что? — обернулся Глаз.
— Да ты внимательнее посмотри.
…Стоп. Что такое? На одной шапке спереди светлое пятно от кокарды. И на другой тоже. А на плечах у шуб, там, где носят погоны, цвет тоже светлее.
— Так вы менты бывшие, что ли? — догадался Глаз.
Бывшие менты промолчали.
До обеда Глаз отсыпался. После обеда повели в баню. Старший по бане, глядя на заклеенные раны, сиплым голосом спросил:
— Ну что, еще побежишь?
— Побегу, — не думая, ответил Глаз. — Вот только плечо заживет.
Он взял ножницы подстричь ногти и тут увидел на подоконнике другие. Незаметно взял их и, юркнув в помещение, где сдали вещи в прожарку, схватил свой коц, сунув ножницы в него. И только тут увидел: один мент все еще раздевается, и он усек Глаза. Он думал: если спрятать или вообще выбросить ножницы, чтобы банщики не нашли, то потом, если менты попрут на него, их можно прижучить — ножницы, мол, в камере…
Из моечного отделения Глаз вышел первым. Его ждал корпусный.
— Собирайся быстрей.
— Куда?
— Опять в карцер.
— За что?
— Не прикидывайся дурачком. За ножницы.
Глаза закрыли в пятый.
«Или мент вложил, или сами нашли». Глаз решил шагать быстрее, а то после бани можно простыть.
И опять потянулись у Глаза кошмарные ночи и дни.
«Ну зачем, зачем я схватил ножницы, — корил он себя, — надо вначале было подумать, куда их куркануть, а потом брать».
Плечо у Глаза болело меньше. Раны заживали. Зато зудели. Его подмывало сорвать тампоны и поскрести пятерней.
Радовало одно: за прошлый карцер успел отоспаться. В полночь открыли топчан. Но как уснешь — такая холодина.
Ночь прошла в полудреме. Ходьба, бег на месте и приседания спасали его. Приседал понемногу, но часто.
Утром надзиратель открыл кормушку и крикнул:
— Подъем!
Глаз встал.
— Захлопни топчан.
Глаз захлопнул топчан, но несильно. Дубак ушел. Замок, как и предполагал Глаз, от несильного хлопка не защелкнулся. Но лежать на топчане — холодно. Ему пришла отчаянная мысль: нельзя ли разобрать топчан, сломать доски и разжечь костер. Согреюсь.
После завтрака откинул топчан и приступил к осмотру. Доски прикручены болтами к стальным угольникам. Первая доска делилась на две части: в ее середине крепился замок. Глаз попробовал открутить болты, но гайки не поддавались — давно заржавели. И Глаз решил — хоть зубами — но оторвать одну половину доски.
Древесина вокруг болтов прогнила. Особенно вокруг одного. За эту половину доски он и взялся.
Если в коридоре слышались шаги, закрывал топчан и стоял возле него, будто только встал с табурета. Долго возился с доской. Разогрелся. Можно не ходить и не приседать.
«Вот сломаю топчан, и пока будут делать новый, меня посадят в теплый карцер. А если скажут, что буду спать на нем оставшиеся четыре ночи? На нем хоть немного, да покемаришь. Да нет, все равно новые настелют».