Одиссея последнего романтика - страница 22

Шрифт

Интервал

«Здорово!» — он сказал ей… На такой

Привет что отвечать, почти не зная,

Она «здорово!» с странною тоской

Сказала также… Он, не замечая,

С ней начал говорить о том, как он играл

И как на рысака пари держал.

И Даша молча слушала…

И в очи Ему смотрела робко… чуть дыша…

При тусклом свете петербургской ночи

Она была так чудно хороша…

Собой владеть ей не ставало мочи,

Из груди вон просилась в ней душа;

Болезненно и сладостно тоскуя…

Уста ее просили поцелуя…

И вот в окошко свесилась она

И обвила его прозрачными руками,

И, трепета безумного полна,

К его устам прижалася устами…

И в полусонных глазках так видна

Вся страсть ее была… что, небесами

Клянусь, я отдал бы прохладу светлых струй,

Как некогда поэт, за этот поцелуй.

О поцелуй!.. тебя давно не пели

Поэты наши… Злобой и тоской^>{57}

Железные стихи их нам звенели —

Но стих давно уж не звучал тобой…

На божий мир так сумрачно глядели

Избранники, нам данные судьбой,

И Лермонтов и Гоголь… так уныло,

Так без тебя нам пусто в мире было!

Мы знали все — я первый, каюсь, знал

Безумство влажного вакханок поцелуя…

И за него я душу отдавал,

Когда она, болезненно тоскуя,

Томилась жаждой… Но иной люблю я,

Иной я поцелуй теперь припоминал…

То первый поцелуй, упругий, острый, жгучий,

Как молния, прорезавшая тучи.

Как молния, по телу он бежит

Струею сладкого, тревожного томленья…

Как детский сон, он быстро пролетит —

Похищенный украдкой… Но волненья,

Оставленного им, — ничто не заменит,

Но рад бы каждый, хоть ценой спасенья…

Так робко, нежно, девственно опять

Тот поцелуй с упругих уст сорвать.

О Ромео и Юлия! Вы были

Так молоды, так чисты: целый мир

Вы в поцелуе первом позабыли…

За что же вас и люди, и Шекспир,

Насмешник старый, злобно так сгубили

За этот поцелуй?.. Безжалостный вампир

Был автор ваш… наполнил вас любовью,

Чтобы вкусней упиться вашей кровью.

О Ромео и Юлия!.. Не раз

Ночь, ночь Италии, я вижу пред собою,

Лимонов запах слышу, вижу вас

Под тенью их стыдливою четою,

С ресницами опущенными глаз,

Увлажненных безумной, молодою,

На всё готовой страстью… Божий мир

Благословлял вас… дьявол был Шекспир!

Вот поцелуй куда красотки нашей

Завел меня… Что делать? виноват,

И каюсь в том: быть может, слишком Дашей

Я занимаюсь… Но часы летят,

И веет утром… Тот, кто полной чашей

Любви блаженство пьет, едва ли утру рад…

Его наивно Даша проклинала,—

Со мною, с вами это же бывало.

Андрей Петрович был, напротив, рад

Успокоению от жизненных волнений;

Любил он крепко стеганый халат

И сладкий сон без всяких сновидений…

Они простились… Сел он — быстро мчат

Его лихие кони… и мгновений

Любви не жаль ему… По думал он о чем

Дорогою — узнаете потом.

Она же долго вдаль с тоской глядела,

Потом окно закрыла и легла,

Всё думала, и хоть заснуть хотела,

Но и заснуть бедняжка не могла…

Уж солнце встало… Ложками гремела

Старушка мать, и к ней потом вошла,

Неся с собой свой кофе неизбежный

Да вечную мораль родительницы нежной,

И снова день, бесплодно-глупый день

С уборкою того, что убирать не надо,

И с вечной пустотой, которой лень

И праздность жизни прикрывать так рада

Была старушка… Вновь ночную тень

Зовет моя красотка… Хуже ада

Такая жизнь… со сплетнями, с чулком,

И с кофеем, и с глупым женихом.

<1847>

Venezia la bella [32]^>{58}

Дневник странствующего романтика

…Beatrice, loda di Dio vera,
Che non soccorri quei cho t'amo tanto.
Ch'uscio per te della volgare schiera?
Non odi tu la pieta del suo pianto?
Non vedi tu la morte, ch'cl combatte
Su la fiuraana, onde'l mar non ha vanto?
Dante «Inferno», Canto II[33]

(Отрывок из книги: «Одиссея о последнем романтике»)

Есть у поэтов давние права,

Не те одни, чтоб часто самовольно

Растягивать иль сокращать слова

Да падежи тиранить произвольно;

Есть и важнее: тем, кого едва

Назвать вы смеете — и с кем невольно

Смущаетесь при встрече, слова два

С трудом проговорите… смело, вольно

Вы можете эпистолы писать…

Я выбрал формы строгие сонета;

Во-первых, честь Италии воздать