Одиссея последнего романтика - страница 14

---

Перейти на стр. ОК

---

Заветы господа поймет

Избранный господом народ!

4

И пусть покамест он зевает,

В затылке роется подчас,

Хандрит, лениво протирает

Спросонья пару мутных глаз.

Так много сил под ленью праздной

Затаено, как клад, лежит,

И в той хандре однообразной

Залог грядущего сокрыт,

И в песни грустно-полусонной,

Ленивой, вялой, монотонной

Порыв размашисто-живой

Сверкает молнией порой.

То жажда лесу, вольной воли,

Размеров новых бытия —

Та песнь, о родина моя,

Предчувствие великой доли!..

Проснешься ты, — твой час пробьет,

Избранный господом народ!

5

С тебя спадут оковы лени,

Сонливость праздной пустоты;

Вождем племен и поколений

К высокой цели встанешь ты.

И просияет светом око,

Зане, кто зрак раба приял,

Тебя над царствами высоко,

О Русь, поставить предызбрал.

И воспарит орел державный,

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . .

6

Но в срок великого призванья,

Всё так же степь свою любя,

Ты помянешь, народ избранья,

Хандру, вскормившую тебя,

Как нянька старая, бывало…

Ты скажешь: «Добрая хандра

За мною по пятам бежала,

Гнала, бывало, со двора

В цыганский табор, в степь родную^>{26}

Иль в европейский Вавилон^>{27},

Размыкать грусть-кручину злую,

Рассеять неотвязный сон».

Тогда тебе хандры старинной,

Быть может, будет даже жаль —

Так степняка берет печаль

По стороне своей пустынной;

Так первый я — люблю хандру

И, вероятно, с ней умру.

7

Люблю хандру, люблю Москву я,

Хотел бы снова целый день

Лежать с сигарою, тоскуя,

Браня родную нашу лень;

Или, без дела и без цели,

Пуститься рыскать по домам,

Где все мне страшно надоели,

Где надоел я страшно сам

И где, приличную осанку

Принявши, с повестью в устах

О политических делах,

Всегда прочтенных наизнанку,

Меня встречали… или вкось

И вкривь — о вечном Nichts и Alles[28]

Решали споры^>{28}. Так велось

В Москве, бывало, — но остались

В ней, вероятно, скука та ж,

Вопросы те же, та же блажь,

8

Опять проходят предо мною

Теней китайских длинный ряд,

И снова брошен я хандрою

На театральный маскарад.

Театр кончается: лакеи,

Толчками все разбужены,

Ленивы, вялы и сонны,

Ругая барские затеи,

Тихонько в двери лож глядят

И карт засаленных колоды

В ливреи прячут… Переходы

И лестницы уже кипят

Толпой, бегущею заране

Ко входу выбраться, — она

Уж насладилася сполна

И только щупает в кармане,

Еще ль фуляр^>{29} покамест цел

Или сосед его поддел?

9

А между тем на сцене шумно

Роберта-Дьявола^>{30} гремит

Трио последнее: кипит

Страданием, тоской безумной,

Борьбою страшной… Вот и он^>{31},

Проклятьем неба поражен

И величав, как образ медный,

Стоит недвижимый и бледный,

И, словно вопль, несется звук:

Gieb mir mein Kind, mein Kind zurück![29]

И я… как прежде, я внимаю

С невольной дрожью звукам тем

И, снова полон, болен, нем,

Рукою трепетной сжимаю

Другого руку… И готов

Опять лететь в твои объятья —

Ты, с кем мы долго были братья,

Певец хандры, певец снегов!..^>{32}

10

О, где бы ни был ты и что бы

С тобою ни было, но нам,

Я верю твердо, пополам

Пришлось на часть душевной злобы.

Разубеждения в себе,

Вражды ко псам святого храма,

И, знаю, веришь ты борьбе

И добродетели Бертрама^>{33},

Как в годы прежние…^>{34} И пусть

Нас разделили эти годы,

Но в час, когда больная грусть

Про светлые мечты свободы

Напомнит нам, я знаю, вновь

Тогда является пред нами

Былая, общая любовь^>{35}

С ее прозрачными чертами,

С сияньем девственным чела,

Чиста, как луч, как луч, светла!

11

Но вот раздался хор финальный,

Его не слушает никто^>{36},

Пустеют ложи; занято

Вниманье знати театральной

Совсем не хором: бал большой

В известном доме; торопливо

Спешат кареты все домой

Иль подвигаются лениво.

Пустеет кресел первый ряд,

Но страшно прочие шумят…

Стоят у рампы бертрамисты

И не жалеют бедных рук,

И вновь усталого артиста

Зовет их хлопанье и стук,

И вас (о страшная измена!)

Вас, петербургская Елена^>{37},

С восторгом не один зовет

Московской сцены патриот.

12

О да! Склонился перед вами,

Искусством дивным увлечен,

Патриотизм; он был смешон,

Как это знаете вы сами.

Пред вами в прах и строгий суд

Парижа пал —. . . . . . . .

Так что же вам до черни праздной,

До местных жалких всех причуд?

Читать дальше

---

Перейти на стр. ОК

---