– Хорошо, – неожиданно согласилась новая знакомая. – Завтра в это же время.
– Я буду! – выпалил Сгущёнкин.
– Трезвый, как стекло.
– Да!
Сгущёнкин вернулся домой и выложил перед сыном Анны Николаевны деньги.
– Хватит, – уверенно сказал Сгущёнкин (эта уверенность принадлежала не ему – незнакомке. Она так зарядила впечатлительного Сгущёнкина, что он транслировал эту уверенность сыну Анны Николаевны). На лице того мелькнули ярость, смятение и… смирение. Он отвёл глаза, вяло кивнул и, будто стесняясь, сгрёб деньги, смял в кулаке и ушёл в свою комнату.
На следующий день Сгущёнкин с коляской ждал незнакомку. Он предусмотрительно остановился у дверей цветочного, а не винного магазина, и купил букет хризантем.
Она пришла. Сгущёнкин почувствовал себя счастливым. Его жизнь лучиком осветила эта строгая и печальная женщина.
Так началась их любовная история.
Её звали Вера, она работала продавщицей в магазине бытовой техники, хотя в дипломе чётко было написано: математик.
Он никем не работал, качал ребёнка, и жил у друзей одного знакомого.
Сгущёнкин на удивление легко вышел из запоя. И как-то разом весь ожил.
Поначалу они с Верой общались как друзья, гуляли и говорили.
И чем больше они общались, тем больше разгорался Сгущёнкин, он прямо-таки расцветал.
Алкоголь из его жизни ушёл так же резко, как вошёл. Вера, своим появлением победившая «зелёного змия», из друзей и интересного собеседника доросла до родной души и в один прекрасный момент стала любовницей.
Она с терпением и вниманием относилась к Толечке, без материнских эмоций, зато всегда готовая к гуманным проявлениям заботы в форме кормления и пеленания. Однажды во время прогулки влюблённые углубились в парк. Толик стоял у коляски и придерживался за неё руками. Сгущёнкин что-то в красках рассказывал Верочке. Он так увлёкся повествованием, что ходил туда-сюда, экспрессивно вздымая руки. Неожиданно Толечка отпустил коляску и с весёлым визгом побежал к папе. Сгущёнкин замер. Сердце его наполнилось волнением. Он подхватил сынишку и расцеловал.
– Ты видела это? – обратился он к Верочке. – Первые шаги сынишки только для нас двоих. Для нас двоих – это знак. – воодушевлённо произнёс Сгущёнкин. Та сдержанно улыбнулась.
Её суховатость Сгущёнкин компенсировал своей экспресивностью.
Теперь он большую часть дня проводил на улице, гулял с ребёнком. Свежий воздух радовал его больше, чем стены квартиры. К тому же именно улица подарила ему Верочку.
Забытые Анна Николаевна с сыном ощутили тяжесть пустоты. Оказалось, Сгущёнкин занял в их семье куда как более значимое место, чем им хотелось бы. И его внезапное выпадение из их внутриквартирного общества вывело на свет Божий их изъяны.
К тому же, Анне Николаевне не перед кем стало рисоваться, а её сыну – некого презирать.
– Нужно что-то менять, – как-то вечером решила Анна Николаевна.
И они с сыном «не вскрыли сосуд», властно возвышавшийся на столе.
Периодически моменты просветления происходили в их семье, и они отставляли бутылку в сторону. И каждый раз, как по часам, срывалась.
Однако, в этот день, мучимая бессонницей, Анна Николаевна включила телевизор, и комнату наполнили громогласные песнопения на фоне колокольного перезвона. Толстенький поп вдохновенно размахивал кадилом, и дым волшебным туманом окутывал его. На Анну Николаевну неожиданное вторжение церкви в её дом произвело сильное впечатление. Она даже закурила. Лиза, успевшая пристроиться в ногах, недовольно мяукнула и перевернулась на другой бок.
Тонкая струйка дыма пробралась в комнату Сгущёнкиных, защекотала нос Толечке, и он чихнул. Сгущёнкина дома не было.
– Вот оно, спасение! – сказала Анна Николаевна и ткнула бычком в телевизор.
