— Так вот в чем дело, — тихо произнес Корнелл.
— Поэтому Салли и заинтересовалась вами. Потому что вы вступили в драку с Джеем Стоуном. Может, она и не собиралась влюбляться в вас, но так уж получилось. Одно могу сказать: смотрите заботьтесь о ней хорошенько.
— Позабочусь, — заверил его Корнелл. — Не беспокойтесь.
— Это вам надо беспокоиться, — пожал плечами Гутси.
У Корнелла отлегло от сердца. Слова Гутси принесли ему огромное облегчение. Все сомнения относительно этой девушки исчезли, он уже давно не чувствовал себя так хорошо. Будущее было простым и ясным. Не имело значения, что он беглец и за ним охотится полиция всего штата. Он знал, что делать, Джейсон Стоун мертв, и он, Корнелл, должен найти убийцу. Ещё серьезнее то, что вся страна оплакивает смерть этого лжепатриота. Его долг показать Джейсона Стоуна таким, каким он был на самом деле.
Он почувствовал, как внезапно напряглась лежащая на его плече рука Гутси. Его лицо стало непроницаемым.
— Вон он идет, — прошептал Гутси. — Ну, теперь держитесь.
— Что…
Корнелл повернулся и посмотрел в сторону поляны. К ним шел толстый мужчина, который приехал в грохочущем «форде». Корнелл снова обратил внимание на его широкие подтяжки, но теперь заметил и кое-что ещё — отблеск солнца на металлическом значке, прикрепленном к эластику.
В ту же минуту он услышал рев машин, несущихся по лесу со стороны Калверт Бич. Толстяк ещё не подошел, когда машины с визгом остановились и из них выскочили с полдюжины мужчин, рассыпавшихся среди домиков.
Гутси Томас побледнел.
IX
Круглое, как луна, лицо толстяка раскраснелось от жары. Мешковатые брюки были поношенные и грязные. Голубые полоски на шелковой рубашке казались почти черными от пота. Он снял шляпу, вытер лысину и стал смотреть, как полицейские прочесывают территорию кемпинга.
Потом, посопев, взглянул на Гутси и Корнелла.
— Так и думал, что явятся, — объявил толстяк. — Вы и есть Смит?
— Да, — ответил Корнелл.
— А я Хэннинген. Полиция Калверт Бич. До вчерашнего вечера — вся местная полиция в полном составе. — Он с неприязнью посмотрел на полицейских, направляющихся к дому Келли. — А меня даже слушать не хотят. В упор не замечают. Мое имя в газетах даже не появилось. В кои-то веки настоящее дело, а меня отпихивают в сторону.
— Да, обидно, — согласился Гутси.
Бледность несколько сошла с его лица. Маленькие глазки Хэннингена бегло скользнули по Корнеллу. Глаза у толстяка были умные и проницательные, они сразу заметили яркую рубашку и брюки, солнечные очки. Корнелл увидел, как двое полицейских и некто в штатском идут по дорожке к бару. Следом бежала стайка ребятишек, родители которых отдыхали в кемпинге. Несколько взрослых отчужденно стояли возле дома Келли, не смешиваясь с полицейскими.
— Ищут убийцу, — сказал Хэннинген.
— Здесь? — удивился Корнелл.
— В своем уме никто не станет прятаться здесь, — заметил Гутси.
— Я пытался объяснить. Не слушают.
Корнелл чувствовал, как в нем нарастает напряжение. Может, толстяк отвлекает, тянет время, пока полицейские не подойдут поближе, а потом объявит о его аресте. Интересно, у него будет шанс оказать сопротивление? Нет, ни малейшего, решил Корнелл. Его пристрелят, прежде чем он успеет отбежать на двадцать футов. Темные очки, пестрая рубашка — всё это казалось до смешного ненадежным прикрытием. Хэннинген знал. Хэннинген должен был сейчас сказать. Он должен был это сделать, чтобы его имя попало в газеты.
— Скажи Келли про сегодняшний вечер, — произнес Хэннинген. — Пусть отменит.
— Что отменит? — переспросил Гутси.
— Не притворяйся дурачком, — сказал Хэннинген. — Петушиные бои в штате запрещены законом. Ты же знаешь, Гутси. Жестокость к бессловесным тварям. Сегодня никаких боев и никакого тотализатора. Слишком много посторонних. Ясно?
— Ясно, — кивнул Гутси.
— Так-то лучше, — удовлетворенно произнес Хэннинген и повернулся к Корнеллу: — Конечно, людям нужно какое-то развлечение. Я закрываю глаза. Только не сейчас, когда повсюду снуют эти умники, которые никого не могут поймать.
Двое полицейских и человек в штатском стояли в дверях бара, разговаривая с барменом. Тот, что в штатском, посмотрел в их сторону. Гутси наклонился к лодке и небрежно спросил:
