Он медленно приблизился к столу, физически ощущая повисшую в комнате пустоту. Он вовсе не собирался что-то вынюхивать. Он пришел не для этого. Но письменный стол привлек его внимание. Разбросанные бумаги, опрокинутая резная бронзовая чернильница, выдвинутые ящики и рассыпанные, словно снежные сугробы, папки на полу позади стола. Он заметил телеграмму, поднял её и понял, почему Оверлук выглядит таким необитаемым.
Телеграмма была адресована управляющему и содержала распоряжение отпустить прислугу на выходные, а дом закрыть.
Корнелл недоуменно нахмурился. Странно, ведь Кери ясно сказала, что Стоун собирается провести выходные здесь. Почему же он перед приездом удалил всю прислугу? Охватившее Корнелла беспокойство превратилось в острую тревогу. Он бросил взгляд на огромный портрет, висевший на обшитой деревянными панелями стене позади стола. Помпезная королевская поза должна была бы казаться смешной и нелепой и всё же не производила такого впечатления. Художник явно был умен, даже язвителен, и возможно, Джейсона Стоуна, который был тоже далеко не глуп, портрет даже забавлял. Всё в этом человеке оказалось схваченным кистью: жестокие твердые губы, крючковатый ястребиный нос, умные глаза… Но главное — портрет передавал ощущение власти. Власти ради власти. Всё могущество, которое не терпит неповиновения, сила, лишенная морали. Корнелл взглянул в глаза человеку на портрете и подумал, что прав. Он борется не только за себя.
Разгром на столе был непонятен на фоне царящего вокруг порядка. Здесь что-то искали. Корнелл вспомнил о человеке, которого спугнул своим появлением. Это не могли быть ни Стоун, ни Кери.
Высокие окна выходили на террасу. Одно из них было открыто, и тяжелые занавеси чуть колыхались от дувшего с залива ветерка. Корнелл вышел из дома в залитый лунным светом ухоженный сад. Мощенная камнем дорожка вела мимо кустов самшита к зданию поменьше. Над спускающимися к воде ступенями возвышалась его крыша. Оттуда пробивался слабый свет.
Он вспомнил о Поле Эвартсе, терпеливо ожидающем его на лужайке перед домом, потом спустился с террасы и быстро пошел через сад к лестнице, спускающейся к лодочному сараю. Лунный свет прочертил желтую дорожку поперек Патчакула-Ривер, где стоял у причала катер Джейсона Стоуна. Судно тихо покачивалось на воде, иллюминаторы были темны, и изящный белый корпус освещали лишь отблески света, падающего из верхнего окна лодочного сарая. Стоя на дощатой площадке лестницы, Корнелл взглянул наверх, но не увидел ничего, кроме части потолка. Вокруг по-прежнему гремел лягушачий хор.
Всё было покрыто густой тенью от нависающих ветвей ив, лишь лунный свет отражался в воде.
Дверь лодочного сарая состояла из двух половинок: верхняя была открыта внутрь, нижняя заперта на большую старинную щеколду. Он попытался открыть нижнюю половину, но изнутри что-то мешало. Он заглянул сверху и увидел Кери. Она лежала с закрытыми глазами, навзничь у самой двери. На мгновение Корнелл подумал, что она мертва. Потом она вздохнула и тихо застонала. Он протиснулся внутрь и опустился на колени рядом с ней:
— Кери?
Она зашевелилась. Он бросил взгляд в темную глубину лодочного сарая. Под дощатым полом плескалась вода. Свет падал с верхней площадки лестницы, из-за закрытой брезентом лодки, стоявшей поблизости на автомобильном прицепе. Большой мотылек упорно летел на свет. Сверху не доносилось ни звука.
— Кери, дорогая, — прошептал он.
Он заметил, что её глаза открыты, но взгляд был не совсем осмысленный. Потом её рука коснулась его ладони. Пальцы были холодные.
— Что случилось? — шепнул Корнелл.
— Я… я просто глупая. Я уже уходила и… упала в обморок.
— Но почему? С тобой всё в порядке?
— Кажется, да. Помоги мне, Барни. Ты все-таки добрался сюда, да?
Что-то в её голосе насторожило его.
— Что ты хочешь сказать?
Ее странный, словно потерянный взгляд скользнул к падавшему сверху лучу света. Было тихо. Слишком тихо. Он почувствовал, как напряглись её плечи, когда она прислонилась к нему.
— Ты уже видел Джея? — спросила она.
— Пока нет.
— Тогда сходи, посмотри.
Ее удлиненные раскосые глаза смотрели на свет. Он заметил, что кусок бледно-лимонного платья оторван, всегда тщательно уложенные волосы растрепаны. Она выглядела испуганной. Дыхание её было прерывистым.
