Поднявшись на старом лифте на пятый этаж, Бэньон по широкому, с высокими потолками коридору миновал комнаты для представителей прессы и пустовавшее помещение городского суда и прошел в кабинет Крэнстона.
Номинально Крэнстон отвечал в муниципальной полиции за делопроизводство, картотеку и связь. В принципе это была синекура, не требовавшая никаких усилий, подарок для бездельника. Крэнстон же бездельником не был. Он был полицейским до кончиков ногтей, в лучшем смысле этого слова, бескомпромиссным бойцом-ветераном, всегда высоко держащим голову. У него было суровое обветренное лицо, густые седые волосы, очень чистые голубые глаза и прямой взгляд. На непыльную работу его перевели из-за того, что как оперативник он причинял слишком много беспокойства. Он стал легендой ещё в бытность простым патрульным, когда устроил облаву на видных деятелей Республиканской и Демократической партий, игравших в карты по-крупному в своих партийных клубах. Однажды он приволок в полицейский участок известнейшего политического деятеля и двух мировых судей, которые тщетно уговаривали его убраться по-хорошему и заняться другими делами. Судья не посмел предъявить обвинение в азартных играх партийному боссу и своим коллегам, мировым судьям. Со стороны могло показаться, что в роли обвиняемого выступает сам Крэнстон. Реакцией на его свидетельские показания была двусмысленная улыбка, а непонятливость патрульного вызывала у судьи лишь хитрую гримасу. Запугать его, тем не менее, не удалось. Крэнстон очень понравился газетам, о нем ещё долго писали как о весьма любопытном экземпляре, пусть не герое, но человеке, готовом арестовать любого нарушителя закона независимо от его политического статуса.
Он пробивал себе путь наверх, не идя на сделки с совестью и компромиссы. Став исполняющим обязанности начальника городской полиции, он в течение первых же недель закрыл все игорные притоны, привлек к уголовной ответственности Стоуна и самого Лагану, изгнав картежных шулеров и лотерейных жучков на противоположный берег реки, в штат Нью-Джерси. Здесь он слегка перегнул палку, и ему пришлось вернуться на должность инспектора. Его определили в муниципалитет, где он мог распоряжаться лишь бумажным хозяйством.
Когда в кабинет вошел Бэньон, Крэнстон сидел за столом, изучая последнюю полицейскую инструкцию.
— Привет, Дэйв, — сказал он, дружелюбно улыбаясь. — Не собираешься ли сказать, что отдел по расследованию убийств интересуется мнением такой старой развалины, как я?
— Отдел не интересуется, совет нужен мне. — И Бэньон поделился со стариком собранными им уликами против Бэрроуза, рассказав о внезапном решении Уилкса передать следствие другим. — Признаться, я был в бешенстве, — сказал он. — Подумывал даже, не швырнуть ли ему в физиономию бляху.
Крэнстон, не торопясь, раскурил трубку.
— Такие решения мужчины должны принимать сами, Дэйв. Лично я бляху бы не отдавал. Честные полицейские нужны городу.
Бэньон пожал плечами:
— Трудно работать, когда живешь лишь надеждой на будущее. А кроме того, я не любитель компромиссов. Я не…
— Хорошо, забудем о будущем, поговорим о настоящем. В деле, которым ты занимаешься, не всё чисто. Диэри покончил с собой, вот отсюда давай и начнем. Его вдова утверждает, что у него были нелады со здоровьем. Люси Кэрроуэй заявляет противоположное. При других обстоятельствах я скорее поверил бы вдове. Однако после разговора с тобой Люси поспешили отправить в лучший мир, и сделал это, по всей вероятности, подонок, работающий на Макса Стоуна. Иными словами, в дело вступила хорошо организованная шпана, что радикально меняет ситуацию. — Он улыбнулся, но его улыбка была безрадостной. — Я предпочитаю называть их шпаной. Пусть они сами величают себя рэкетирами, гангстерами, для меня они просто шпана. Дальше. Ты собрал улики против Бигги, и тебя сразу же отстранили от дела. Уверен, на Уилкса нажали, хотя он мог действовать и по собственной инициативе. Почему их так волнуют Бигги Бэрроуз и Люси Кэрроуэй? Почему её убили? Была ли причиной её встреча с тобой и её мнение о здоровье Диэри?
