Корнелл сидел на носу, лицом к Хэнду. Салли съежилась у его ног. Корнелл крикнул Гутси, перекрывая шум дождя:
— Остановись, когда ещё будут видны огни яхты.
— Сделаем.
Это оказалось ближе, чем надеялся Корнелл. Завеса дождя на мгновение скрыла яхту, потом в темноте снова неясно засветились иллюминаторы. Корнелл махнул рукой Хэнду:
— Ну вот, начинается урок плавания.
— Но вы же не можете…
— Давайте, — сказал Корнелл, — назад, на яхту. Это даст нам время, пока вы снова не возьмете командование в свои руки.
— Но меня же может унести в море…
— За борт, — приказал Корнелл. Его тон не допускал никаких возражений. Хэнд колебался.
Потом медленно разулся, не торопясь засунул носки в туфли и аккуратно поставил туфли на дно лодки. Сняв галстук и рубашку, он внимательно оглядел лица сидящих в лодке и прыгнул за борт. Маленькую лодочку сильно качнуло, но она устояла, не перевернулась. Корнелл наблюдал, как лысая голова движется над водой. Убедившись, что с Хэндом всё в порядке и тот плывет, сильно и мерно взмахивая руками, он кивнул Гутси:
— К берегу. И побыстрее.
Гутси оторвал зачарованный взгляд от головы Хэнда и неожиданно улыбнулся Корнеллу:
— Ты молодец, Барни. Но он тебе не простит. Корнелл взял в руку мокрые пальчики Салли:
— Возвращаемся в кемпинг. Я, кажется, начинаю понимать, что произошло. Может, уже сегодня всё и разъяснится.
Салли подняла на него глаза и что-то сказала, но взревевший мотор заглушил её слова. Корнелл покачал головой, улыбнулся и, наклонившись, поцеловал её нежные, мягкие губы.
XVI
Пристань показалась им родным домом. Дождь уже не лил, а моросил. Гроза прошла, пока они, спрятавшись в узеньком проливчике, наблюдали, как их разыскивает «Букканер». У них оказалось больше терпения, чем у Сэма Хэнда. Терпение Хэнда лопнуло через двадцать минут, и шум двигателей яхты затих вдали. Когда Гутси решил, что они наконец в безопасности, он вывел лодку в залив и они снова двинулись на север.
В длинном сарае позади бара Келли что-то явно происходило. Задорно играл музыкальный автомат, свет и голоса выплескивались в прохладную сырую ночь. Гутси сидел в лодке и сердито бормотал:
— Ох уж этот Келли! Хэннинген же его предупреждал, так нет, ни за что не откажется, а всё от жадности.
— Насколько я понимаю, он все-таки устроил петушиные бои, — сказал Корнелл.
— Скоро начнется. И очень может быть, что полицейские тоже явятся. Хэннинген ничего не сможет сделать.
— Келли, должно быть, считает, что это несерьезно.
Гутси пожал плечами. Он не вышел вместе с ними на причал. Дождь туманной завесой висел над поляной.
— Спасибо за все, Гутси, — сказал Корнелл.
— Ты и сам молодец. Будь осторожен.
— Конечно, — ответил Корнелл.
Они с Салли пошли к домику. Тонкое летнее платье облепило её юное тело. Она дрожала, и Корнелл обнял её. Он вошел первым, включил свет и с облегчением убедился, что в домике никого нет. На вьющихся каштановых волосах Салли поблескивали капельки дождя. На лице не было и следа косметики, и выглядела она просто чудесно, хотя и дрожала.
— Нужно высушить одежду, — сказал он.
— У меня больше ничего нет. И у тебя тоже.
— Полотенца, — подсказал он. — Одеяла.
Она улыбнулась:
— Хорошо, Барни.
Вдруг она качнулась к нему и крепко обхватила за шею, прижалась к нему в кольце его обнимающих рук. Он почувствовал, что её сотрясают рыдания.
— Ну что ты, — сказал он нежно, — всё уже кончилось.
— Я так боялась, Барни.
— Я тоже.
Она взглянула на него:
— Правда?
— Когда ты не вернулась, я думал, что сойду с ума.
— Я рада, — прошептала она.
— Я тоже.
— Что будем делать? Как ты собираешься выпутываться из всего этого? Я так и не сумела тебе помочь.
— Сегодня всё решится, — ответил он.
— Сегодня?
— Скоро.
Ее губы были мягкими и влажными.
— Ты знаешь, кто это сделал?
— Могу предположить. Думаю, что знаю. Я не уверен, но скоро выясню. — Он слегка встряхнул её: — Немедленно снимай всё мокрое. Высушим одежду перед камином.
— Барни, — сказала она. — Барни…
— Да?
— Вчера ночью я сказала правду. Я люблю тебя.
— Да.
— Ты поцелуешь меня, Барни?
Он поцеловал её.
Он сидел у камина, пытаясь разжечь приготовленные Келли дрова. Для растопки он использовал оберточную бумагу от купленных утром продуктов. Утро казалось теперь далеким прошлым. Дождь с шумом стекал по водосточным трубам. Огонь наконец разгорелся, и поленья затрещали. Тяга была хорошая. Огонь согрел его.
