К вечеру Лена чувствовала себя тихо и легко, никаких мыслей, никаких переживаний. Зато она обнаружила, что с нетерпением ожидает новой встречи с трубочистом. Она не раз вспоминала ощущения от его теплой руки, глубокие глаза, лицо в мелких черных точечках. Думала, что уж теперь-то обязательно надо спросить, как его зовут. Вспоминая о нем, хотелось повторять его имя.
Однако, когда они с дядей поужинали, наконец, по-настоящему, девушка не стала спешить в свою комнату. Лена опасалась увидеть комнату пустой. Убрала тарелки в посудомоечную машину и решила пить чай. Захотелось крепкого чая с ложкой «Старого замка», чтобы сесть на стул, поджать ноги, взять кружку в руки и маленькими глотками пить обжигающий напиток, чувствуя, как тепло наполняет ее изнутри.
Девушка была уверена, что этот бальзам обязательно должен был быть на кухне. Однако удалось найти только початую бутылку «Елизаветы», стоявшую здесь уже неизвестно сколько времени. Этот ликер, излюбленный гостинец городских ухажеров, был назван в честь императрицы, однако на веселенькой желтой этикетке была почему-то изображена легкомысленная барышня в платье с оборками и кружевным зонтиком. Повертев бутылку в руках, Лена поставила ее на место. Не то. Хотя… в комнате должен был остаться со вчерашнего вечера «Мятный родник»! Значит, есть достойный повод пойти и посмотреть, вдруг трубочист уже ждет ее!
Улыбаясь, Лена прошла по коридору и открыла дверь в комнату. Никого. На углу стола по-прежнему лежали очки из скрепок, и стояла темно-зеленая бутылка. Жаль. Что ж, значит, чай будет со вкусом мяты. Она взяла со стола ликер и вернулась на кухню.
Мятный чай взбодрил, и Лена не могла отделаться от ощущения, что сейчас середина дня, а за окном светит солнце. Захотелось прогуляться, увидеть снизу тот город, который вчера она видела сверху, пройтись по набережным, а потом, может быть, зайти в кино.
Она вышла из дома и остановилась. Куда теперь? На открытую Елизаветинскую набережную или на мостики тихого Монастырского бульвара? Она выбрала набережную — известное место встреч городских влюбленных.
Выйдя на площадь Старого рынка, Лена остановилась перед памятником у здания Новой ратуши, поглядела на табличку у дверей, свидетельствующую, что тут располагается городская администрация, и обошла вокруг памятника основателю города. Это было странное изображение. Странности начинались с очень низкого постамента, на котором мелкими буквами было выбито: «Ондрий Лопата», а чуть ниже «Henrich Spaten». Постамент был столь низок, что голова статуи оказывалась почти на уровне ее глаз. Чудной была и сама бронзовая фигура: очень молодой человек в заломленной набекрень шапке с меховой оторочкой, распахнутой косоворотке и немецком камзоле. Лихо подбоченясь и выставив вперед ногу в башмаке с пряжкой, он глядел вперед на замок и как будто даже ухмылялся. Лена видела немало памятников и твердо усвоила, что они должны быть какими угодно, только не такими. К тому же что-то в чертах Ондрия вдруг напомнило ей трубочиста. Отчего-то это показалось неприятным. Лена резко развернулась и пошла к мосту.
Вечерний мост кипел жизнью. Справа ленивая волна плескалась в сваи мостков, перекинутых от набережной к Ключниковой башне. Разводной мост к замку был уже поднят, как всегда после семи вечера и до семи утра и мальчишки сидели на досках, свесив вниз босые ноги. А по Крепостному мосту от Старого рынка до Федоровой площади прогуливались горожане. Они чинно вышагивали по широким тротуарам, беседуя вполголоса, благочестиво раскланивались друг с другом, и шли дальше. Лене вновь представилось, что они одеты не в современную одежду, а в сюртуки, цилиндры, платья с оборками. И сама чувствовала некоторую неловкость за свои джинсы и свитер под горло.
Набережная оказалась весьма милым местом. Кованая ограда у воды, а перед ней под кленами и вязами стояли ажурные чугунные лавочки. Улица вдоль набережной была тиха, редко-редко когда проезжала машина. Здесь было спокойно и романтично. Чуть подернутое рябью зеркало Северной гавани, устье Смолянки, схваченное двумя ажурными дугами мостов, и желто-красные сполохи деревьев на другом берегу, приласканные светом заходящего солнца.
