Никки появился у них в доме, когда ей было два года. Однажды вечером Танзи легла спать, а наутро он уже жил в гостевой комнате, и мама сказала, что он ее брат и будет жить с ними. Она не знала, есть ли между ними особая связь, хотя они и родственники на пятьдесят процентов. Танзи однажды спросила его, какой у них общий генетический материал, и он ответил: «Ген чокнутого неудачника». Она подозревала, что он шутит, но знала о генетике слишком мало, чтобы проверить.
Танзи мыла руки в раковине на улице, когда услышала разговор. Окно Никки было открыто, и голоса долетали до сада.
– Ты оплатила счет за воду? – спросил Никки.
– Нет. Не успела забежать на почту.
– На нем было написано, что это последнее напоминание.
– Я знаю, что это последнее напоминание.
Мама говорила резко, как всегда, когда речь заходила о деньгах. Повисла пауза. Норман подобрал мячик и положил у ног Танзи. Обслюнявленный, гадкий мячик.
– Прости, Никки. Мне… просто нужно разобраться с этим разговором. Я заплачу за воду завтра. Обещаю. Хочешь поговорить со своим папой?
Танзи заранее знала ответ. Никки больше не хочет разговаривать с папой.
– Привет.
Она подошла к самому окну и замерла. Ей был слышен папин голос.
– Все в порядке? – напряженно спросил папа.
Возможно, он решил, что случилось что-то плохое. Возможно, он вернется домой, если подумает, что у Танзи лейкемия. Она смотрела по телевизору фильм, в котором родители девочки развелись, а потом снова сошлись, потому что у нее была лейкемия. Но на самом деле Танзи не хотелось заболеть лейкемией, потому что ей становится дурно от вида иголок и у нее довольно красивые волосы.
– Все хорошо, – ответила мама. Она не говорила папе, что Никки изводят.
– Что происходит?
Пауза.
– Это твоя мама поклеила? – спросила мама.
– Что?
– Новые обои.
– А! Обои.
В бабушкином доме новые обои? Танзи стало не по себе. Папа и бабушка живут в доме, который она может не узнать. Прошло 348 дней с тех пор, как она в последний раз видела папу. И 433 дня с тех пор, как видела бабушку.
– Мне нужно поговорить с тобой об учебе Танзи.
– А что, она плохо себя ведет?
– Ничего подобного, Марти. Ей предложили стипендию в Сент-Эннз.
– Сент-Эннз?
– Учителя считают, что у нее исключительные способности к математике.
– Сент-Эннз, – недоверчиво протянул он. – В смысле, я знал, что она умненькая девочка, но…
Он явно был доволен. Танзи прижалась спиной к стене и поднялась на цыпочки, чтобы лучше слышать. Возможно, папа вернется домой, если она поступит в Сент-Эннз?
– Наша малышка в аристократической школе! – Он раздулся от гордости. Танзи так и видела, как он прикидывает, что сказать приятелям в пабе. Правда, он не ходит в паб. Ведь он вечно твердит маме, что у него нет денег на развлечения. – И в чем проблема?
– Ну… это большая стипендия. Но она покрывает не все.
– И что это значит?
– Это значит, что нам все равно придется платить пятьсот фунтов за семестр. И еще за форму. И регистрационный взнос пятьсот фунтов.
Молчание было таким долгим, что Танзи решила, что компьютер завис.
– Они сказали, что после первого года можно будет подать заявку на пособие. Какую-то дотацию, дополнительные деньги, которые выдают по заслугам. Но сейчас надо найти почти две штуки, чтобы она проучилась в течение года.
И тогда папа засмеялся. Честное слово, засмеялся.
– Ты, наверное, шутишь?
– Я не шучу.
– Где я, по-твоему, возьму две штуки, Джесс?
– Я просто подумала, что…
– У меня даже нет еще приличной работы. Здесь настоящее болото. Я… еще не встал толком на ноги. Прости, детка, но это невозможно.
– А твоя мама не может помочь? У нее должны быть сбережения. Можно я с ней поговорю?
– Нет. Она… вышла. И я не хочу, чтобы ты клянчила у нее деньги. У нее и так хватает забот.
– Я не клянчу деньги, Марти. Я подумала, может, она захочет помочь своим единственным внукам.
– Они больше не единственные ее внуки. У Елены родился мальчик.
Танзи затаила дыхание.
– Я даже не знала, что она беременна.
– Ну, я собирался тебе сказать.
У Танзи есть маленький двоюродный брат. А она даже не знала. Норман плюхнулся у ее ног. Он посмотрел на нее большими карими глазами и медленно, со стоном перевернулся, как будто лежать на земле было неимоверно тяжелым делом. Он не сводил с нее глаз, ожидая, что Танзи почешет ему живот, но она слишком старательно прислушивалась.
