Во главе процессии двигались флейтисты, собрав звуками своих инструментов большую толпу народа, когда процессия пересекала Субуру. За ними шли самые юные гости обоих полов, оживленно разговаривая между собой и размахивая горящими факелами. Следом гордо вышагивали камиллы (мальчики-спутники) и его более молодой помощник, демонстрируя всем веретено и прялку невесты как символ домашней работы, которой ей придется заниматься. За ними шла невеста, которую держали за каждую руку молодые мальчики, родители которых были живы, тогда как третий такой же подросток нес особый почетный факел, освещая ей путь. Поллио же двигался вслед за невестой, не переставая разбрасывать мальчишкам в глазеющей на них толпе грецкие орехи в знак того, что теперь он (и уже во второй раз) прощается с мальчишескими привычками. Завершая процессию, в окружении других факелоносцев и в изрядном беспорядке, демонстрируя свои изысканные одежды и драгоценности, следовали родители и старшие гости. Свет факелов, музыка, яркие одежды и блеск украшений придавали всей процессии очаровательный характер. Ничего удивительного, что вся смотрящая на это зрелище толпа в едином порыве стала возглашать древний свадебный клич «Io Talasse!»[61] или более современное «Felicitas!».
В доме жениха. Далеко не все гости и любопытные смогли до конце спеть песню, которая должна была сопровождать свадебную процессию; все эти старинные песни довольно непристойны и грубы, переполнены «солеными» сарказмами. Но наконец-то процессия приблизилась к дому жениха. Из вестибюля в сад падала полоса света, а вдоль нее выстроились все decuriae (группы по десять человек) рабов, чтобы приветствовать их новую domina.
При входе в дом Статилия остановилась, чтобы, согласно обычаю, обвить дверные опоры шерстью и обмазать дверь маслом и жиром, символами изобилия. Затем она была быстро поднята и перенесена через порог, дабы не споткнуться о него, что считалось бы дурным предзнаменованием. Когда ее поставили на землю, она предстала перед своим женихом, который быстро проскользнул мимо нее внутрь дома и теперь протягивал ей чашу с водой и пылающую головню из очага, символ того, что она теперь будет охранять его семейных ларов. Статилия приняла эти предметы и четко и ясно произнесла очень древнюю и самую известную формулу заключенного брачного союза: «Где ты будешь, Гай, там буду и я, Гайя» (Ubi tu Gaius, ego Gaia).
Приглашенные гости вошли в дом и снова, отталкивая друг друга локтями, наблюдали, как Статилия достала три серебряные монеты. Одну из них она протянула своему мужу как знак своего приданого; другую возложила на алтарь для ларов своего нового дома; наконец, третью она бросила на улицу как дар «ларам дороги», которые охраняли дверь ее нового дома. Затем ее брачный факел потушили и унесли прочь, чтобы потом его разделить между всеми самыми молодыми гостями в качестве символа их будущей удачи. Почетная хозяйка уже растворила дверь роскошно убранной спальни, куда она и ввела счастливую пару. После этого дверь за ними заперли, а все гости, выйдя за пределы дома, исполнили разухабистую «песнь брачной ночи». Вслед за этим им не оставалось ничего другого, как разойтись по своим домам; однако на следующий день все особо приглашенные вернулись в дом Поллио и продолжили празднество, во время которого Статилия предстала уже хозяйкой дома.
Почести и привилегии римской матроны. До своего замужества Статилия была всего только девушкой, полностью зависимой от своих родителей: появлялась в общественных местах только при соблюдении строгих правил, не могла поступать согласно своим желаниям, если они противоречили воле отца и матери. Спустя сутки после того, как она вошла в дом Поллио, в одночасье оказалась в статуте благородной матроны, теперь Статилия распоряжалась судьбой многочисленных рабов и имеющихся к ее услугам вольноотпущенников, стала хозяйкой огромной собственности, могла встречаться с друзьями своего мужа как равная, имеющая право идти куда ей угодно, говорить то, что она считает нужным, и (в весьма широких пределах) делать все, что хочет.
