— Разбудите меня, Майкл, когда приедем. Кажется, последний бокал шампанского буквально свалил меня с ног.
Он снисходительно усмехнулся.
— Я обожаю, когда вы чуточку навеселе, мой ангел.
— Вы говорите ужасные вещи.
Она на мгновение приподняла головку, чтобы выразить свое возмущение, и снова прикорнула, прижавшись к Шейну.
— Вовсе нет, — сказал он, подтрунивая над ней. — Тогда вы, по крайней мере, оттаиваете и перестаете быть образцовой чопорной секретаршей.
— Как будто я когда-нибудь ею была!
— Конечно. Во время работы вы ни разу не удостоили меня ласковым словом. Пришлось выводить вас в свет, кормить изысканными блюдами, поить «Пол Роджером», чтоб вы хоть немного смягчились.
— «Пол Роджер»? Вы что, думаете, это шампанское в самом деле из Калифорнии?
— Как бы там ни было, оно на вас подействовало, и, когда мы приедем, я собираюсь подло этим воспользоваться, чтобы вас поцеловать.
— Для чего?
— Что значит «для чего»?
— Да, для чего столько трудов?
— Труд — целовать вас? — спросил он, будто недоумевая.
— Ну да.
Шейн прекрасно знал, куда она клонит, и ему нелегко было найти умный ответ. Разумеется, он целовал ее, потому что ему было приятно, но этого недостаточно, и это не давало ответ на вопрос, который задала Люси.
Ведь на самом деле она спрашивала: «К чему нас это приведет?» И, если честно, он мог ответить лишь: «Ни к чему». Люси нечасто задавала такого рода вопросы. В общем, ее, похоже, вполне удовлетворяли сложившиеся между ними отношения. Она, казалось, жила настоящим, работала с увлечением, прекрасно справляясь со своими обязанностями, и без разговоров соглашалась проводить с ним все вечера, которые он мог — или желал — посвятить ей.
Шейн машинально почесал ухо, как делал всякий раз, когда пребывал в растерянности.
— Если бы это зависело от вас, стали бы вы что-нибудь менять в наших отношениях? — осторожно спросил он.
Люси выпрямилась и слегка отстранилась от него, словно разговор, приняв такой оборот, требовал более строгой позы.
— Я не знаю, Майкл. Правда, не знаю, — серьезно ответила она.
Они обменялись короткими взглядами, и почему-то оба смутились. Шейн отвел глаза и, казалось, сосредоточил все внимание на дороге. Они проехали Семьдесят девятую улицу и приближались к дому Люси.
— Рано или поздно это должно было с нами случиться, мой ангел. — Шейн снова старался говорить шутливым тоном. — Я думаю, нам следует серьезно побеседовать. У нас найдется коньяк?
— Вы сами знаете, что найдется. То есть… немножко, то, что осталось после вашего последнего визита.
— А я волновался. Все никак не могу отделаться от мысли, что в один прекрасный день вы позволите опустошить бутылку какому-нибудь другому парню.
— Кто знает? Может, это и произойдет.
Погрузившись каждый в свои мысли, они молча доехали до дома, где жила Люси. Выйдя из машины, Шейн обошел вокруг, открыл дверцу и помог выйти своей спутнице. Затем взял девушку за локти и склонился над ее зарумянившимся лицом. Замерев в ожидании, она не сделала ни малейшего движения, чтобы приблизиться или отстраниться.
Он сжал ее руки, чувствуя ладонями нежную кожу, и охрипшим вдруг голосом произнес:
— Люси?
— Да, Майкл.
Он слегка коснулся губами ее лба — там, где начинали виться черные локоны, и, схватив девушку под руку, повлек ее к дому.
В маленьком вестибюле Люси достала из сумочки ключи и отперла дверь, которая вела на лестницу. Шейн пропустил девушку вперед и последовал за ней.
Когда поднимаешься по лестнице следом за женщиной, чувствуешь какую-то особую близость к ней, подумал Шейн. В этом есть что-то окончательное, бесповоротное, вроде как «жребий брошен!». Шейн счел эту мысль смешной и отогнал ее от себя. Ему уже не раз доводилось подниматься по этой самой лестнице вслед за Люси, чтобы, завершая вечер, выпить еще рюмочку. Но сегодня все было по-другому, и, сознавая это, он испытывал радость.
Квартира Люси находилась на втором этаже. Девушка открыла дверь, зажгла свет, и они вошли в комнату. На Люси было скромное, с небольшим вырезом спереди и на спине вечернее платье, обнажавшее ее молочно-белые плечи.
— Устраивайтесь. Сейчас я все приготовлю.
