– Я плохо готовлю, поэтому часто ем в ресторане. Я люблю разнообразие в еде.
Он не мог не задаться вопросом, любит ли она разнообразие в постели. Он снова приказал себе образумиться и решил, что надо поскорее найти себе подружку на несколько дней.
Он прошагал за Лахлин в итальянскую пекарню, где ему в нос ударил запах сливочного масла и сахара. У него заурчало в животе, и он понял, что сегодня выпил только травяной коктейль после тренировки.
– Привет, красавица! – услышал Рэйми громкое приветствие и увидел, как Лахлин подняла в ответ руку. Он подошел к витрине, и у него потекли слюнки. Канеллони, чизкейк с рикоттой, пастичотти, фокачча с чесноком. Рэйми легко представил, как ломает горячий хлеб, над которым поднимается пар. Раньше он жил с родителями во Флашинге, где было полно семейных пекарен.
– Рэйми?
Он отвел взгляд от итальянских пончиков и увидел, что Лахлин стоит за прилавком, ожидая, когда он последует за ней. Он поспешил через зал в ее сторону. Лахлин познакомила его с Риккардо – высоким, худым мужчиной, который был и пекарем, и владельцем пекарни. Рэйми направился за Лахлин вглубь пекарни к узкой лестнице.
– Два пролета вверх, – сказала Лахлин, взбегая по лестнице.
– Ты заходишь в квартиру через пекарню? – спросил Рэйми.
– Рик живет на первом, я на верхнем этаже. В задней части здания есть еще один вход, но так проще, и мне не надо ходить по темному переулку.
– Разумно, – произнес Рэйми, когда они стали подниматься по второму пролету. – Ты спросила Риккардо, не искал ли тебя кто-нибудь на прошлой неделе?
– Я говорила с ним незадолго до того, как мы уехали из «Берлоги», и он сказал, что никто не приходил.
Рэйми очень старался не смотреть на ее красивую задницу и длинные стройные ноги.
Странно, что никто в пекарне не связался с журналистами и не сказал им, где живет Лахлин.
Внезапно он краем глаза заметил тень на стене наверху лестницы. Рэйми отреагировал мгновенно, схватив Лахлин за запястье и потянув ее вниз. Она вскрикнула, когда он толкнул ее себе за спину, закрывая от трех журналистов с фотокамерами наверху лестницы.
Посыпались вопросы:
– Сколько денег вам дали Баллантайны?
– Когда вы вернетесь?
– Каково быть самой богатой женщиной в городе?
Рэйми выругался, развернулся и толкнул Лахлин вниз по лестнице. Они ворвались в пекарню прямо в большую толпу. Рэйми понял, что журналистов привел Рик.
– Мне нужна одежда, Рэйми, – сказала Лахлин, ее слова были едва различимы из-за громких вопросов журналистов.
Рэйми наклонился, чтобы говорить ей на ухо, и крепко сжал ее руку.
– Я кого-нибудь пришлю за твоими вещами.
– Кто это сделал? – спросила Лахлин, широко раскрыв глаза от страха и разочарования.
– А как ты думаешь, Лах?
Лахлин вырвалась из его рук, и он понял, что она ищет Риккардо, который стоял за прилавком. Проследив за ее взглядом, он увидел ухмылку Риккардо. Благодаря Лахлин его заведение станет крайне популярным – утром название его пекарни будет написано во всех газетах. Когда Риккардо просто поднял плечи, вроде бы сожалея, Лахлин скривилась от обиды.
Рэйми вытащил Лахлин за дверь и направился к машине. Папарацци, как стая стервятников, следовали за ним по пятам.
– Рик подставил меня, – тихо сказала Лахлин по дороге в Манхэттен.
– Ага.
– Я считала его другом. – В ее голосе слышалась обида и разочарование. – Зачем он так поступил? – Лахлин поймала удивленный взгляд Рэйми.
– Ему предложили деньги и рекламу, Лахлин. Три парня на лестнице заплатили больше остальных.
– Значит, он продал меня за пару сотен долларов? – с горечью спросила Лахлин.
– Или тысяч, – ответил Рэйми.
Лахлин прижала кулак к ребрам, боясь, что сердце вырвется у нее из груди. Они с Риком вместе пили кофе, ели пирожные, обедали, читали книги. Если бы ее предал один из сослуживцев в библиотеке, она бы его поняла. Но виноватый взгляд Риккардо говорил сам за себя. Единственный друг предал ее, продавшись журналистам. Она получила очередное напоминание о том, почему общение с людьми и доверчивость – по-настоящему глупая идея.
Лахлин прижала голову к окну и закрыла глаза. Она устала эмоционально и физически.
