– Сидел, читал книгу…
– Потому и пришел в кафе?
– Да, как я и сказал.
Аравело смотрел на меня.
– Нет, ты сказал, что ты там делал. И не сказал, почему ты пришел в это кафе.
– Я пришел почитать, выпить кофе, посидеть среди людей, которые занимаются тем же самым.
– Ты часто читаешь в общественных местах? – По тону чувствовалось, что он обвиняет меня в эксгибиционизме.
Я пожал плечами.
Аравело глянул на своего писаря, опять вперился в меня.
– Послушай, у меня больше пятнадцати человек, раненных в этом странном инциденте. Такого просто так не случается. Поэтому это не тупые вопросы. Где ты был в момент взрыва?
Я вздохнул. Пусть его подход мне и не нравился, правда была на стороне Аравело.
– Практически в дверях. Я… выходил на минуту.
– Ты выходил из кафе в тот самый момент, когда прогремел взрыв. – Короткая пауза. – Была причина, которая заставила тебя покинуть кафе в тот самый момент?
Я этого ждал, но еще не знал, что отвечу. Ничего не сказав, я бы помешал расследованию. Выложив все, мог попасть под подозрение. Решил говорить правду, но не всю.
– Я увидел женщину. Она прошла мимо моего столика. Поразила меня своей…
Я искал слово. Про чувства говорить не имело смысла. Ни надежду, ни боль от одиночества к делу не пришьешь.
– Чем она тебя поразила? – спросил лейтенант. – Опиши ее.
– Грациозностью.
– И ты последовал за незнакомкой на улицу?
Может, звучало это странно, но ничего удивительного в этом не было. Случается, что проходящая мимо женщина так поражает мужчину, что он идет за ней квартал-другой или садится рядом в баре, надеясь, что на него обратят внимание. Я объяснил, что произошло, по большей части. Сказал лейтенанту, что с женщиной я не говорил, даже не успел подойти на близкое расстояние, потому что она, похоже, спешила и прыгнула в красный «сааб» последней модели.
За это Аравело ухватился.
– Всем патрульным машинам начать поиск красного «сааба» последней модели, которым управляет привлекательная…
Он посмотрел на меня, ожидая, что я помогу ему закончить предложение.
– У нее были каштановые волосы, – без должной уверенности выложил я.
– Брюнетка, – продолжил Аравело и глянул на своего писаря. – Все, можешь идти. – Вновь посмотрел на меня: – Еще вопрос. Какие выдумки ты пишешь теперь?
Я пожал плечами. Аравело отпустил меня, сказав, что при необходимости свяжется со мной.
Выйдя из-под тента, я огляделся: машины «скорой помощи», специальное оборудование, зеваки и репортеры, сдерживаемые в конце квартала синей баррикадой. Рядом несколько легкораненых посетителей кафе, дожидающихся вопросов Аравело. На другой стороне улицы, напротив полицейского тента, женщина-блондинка. Наставила на меня телеобъектив. Она меня фотографировала?
Быстрым шагом я направился к ней. Она стояла за желтой полицейской лентой, продолжая фотографировать место происшествия. На подбородке виднелся чуть заметный шрам, напоминающий береговую линию Калифорнии. Когда я подошел ближе, не мог не удивиться ее фотоаппарату. Старый, не цифровой, в кожаном футляре с муаровой подкладкой. И телеобъектив не отвечал стандартам профессионального фоторепортера. Я спросил женщину, сфотографировала ли она меня, а если да, почему.
– Я журналистка. – Она пожала плечами. – Делаю свою работу.
И наставила фотоаппарат на меня. Я замахал руками перед лицом, а потом, удивив себя, выпалил:
– Вы знаете Энни Киндл?
В этот момент мальчик и его отец прошли позади нас по тротуару, держась за руки.
– Папа, что случилось с этим мужчиной? – спросил мальчик.
Я посмотрел на себя, чтобы понять, что именно привлекло внимание мальчика. Шорты и рубашка порваны, колени ободраны, ладони розовые от крови, правый локоть перевязан. Камешки прилипли к икрам. Действительно, достойный объект для фоторепортера.
Я глубоко вдохнул. Закрыл глаза и перенесся в прошлое, к смеху Энни. Наверно, я был первым мужчиной, который влюбился с первого звука.
