– Тогда выходит, что Удзава решил доказать обратное. Ты в это веришь?
– Нет, – ответила Фумико. – У Инэдзиро Удзавы двое детей. Он поздно женился, и я видела его жену. Он обожает ее и детей. Ради них он готов работать двадцать четыре часа в сутки. У него маленькие дети, и он никогда не пойдет на преступление.
– Дети – это не гарантия от преступных наклонностей, – возразил Дронго, – как раз наоборот. Многие оправдывают свои преступления именно заботой о детях, полагая, что могут пойти на любые нарушения закона во имя собственной семьи.
– Ты осуждаешь такой взгляд?
– Не знаю. В молодости осуждал. А сейчас не знаю. Я стал мудрее, опытнее. Наверно, нужно идти на какие-то компромиссы в жизни, но не изменять самому себе. Человек всегда знает, когда он поступил правильно, а когда нет. Раньше боялись Бога, а теперь ничего не боятся. Но все равно сам человек знает, когда он поступает нормально, а когда нет. У каждого свой потолок нравственности.
– И даже у тех, кто убил Сэцуко?
– Что-то человеческое в них, безусловно, есть. Но боюсь, не очень много. Они сами исключают себя из списка нормальных людей, переходя в разряд хищных зверей, на которых разрешен отстрел. Хотя я стараюсь относиться к людям снисходительно. Каждый имеет право на ошибки. Только Бог может смотреть на нас сверху. Человек не имеет права ни на кого смотреть сверху вниз.
Она молчала, глядя перед собой.
– Мой любимый писатель Габриэль Гарсиа Маркес обратился по Интернету ко всем своим читателям, – вспомнил Дронго. – Он сообщил, что умирает. Сообщил в своем последнем обращении. В этом обращении есть изумительные слова. «Человек только тогда имеет право смотреть на другого сверху вниз, когда он наклоняется, чтобы помочь другому человеку подняться».
Она улыбнулась. На глазах блеснули слезы. Оценить красоту фразы могла истинная японка.
– Он настоящий гений, – сказала она. – А гений имеет право на сострадание. И на такую фразу.
Дронго смотрел, как мелькают огни за окном автомобиля.
– Если даже ты не сможешь ничего найти, – вдруг произнесла Фумико, – то и тогда я буду считать тебя одним из самых выдающихся людей, с которыми я когда-либо встречалась.
– Это преувеличение, – возразил Дронго. – А если я не найду преступника, значит, я всего-навсего неудачный аналитик, который должен заниматься другим делом.
После этой фразы они надолго замолчали, и Фумико заговорила первой только тогда, когда автомобиль въехал в район порта. Цубои начал направлять ее действия, показывая, куда ехать. Через несколько минут они подъехали к бару «Акамон», находящемуся в конце небольшой улицы. Машина остановилась недалеко от бара. Цубои вышел из машины, огляделся. Здесь было довольно тихо.
– Выходите, – сказал Цубои, – мы приехали.
Он не успел договорить, как раздались два громких хлопка. Две пули попали в Цубои, и он упал на тротуар, еще несколько выстрелов пришлось в автомобиль. Они были беззвучные и поэтому особенно страшные.
– Ложись. – Дронго пригнул к себе Фумико, закрывая своим телом. Затем вытолкнул ее из автомобиля и прыгнул следом за ней. Раздались еще два выстрела поверху. И пыль оседала на их головы от попаданий в здание за их спиной. Дронго взглянул на инспектора. Тот лежал рядом с автомобилем и пытался достать свое оружие.
– Держи пистолет. – Дронго протянул Фумико ее пистолет. – Стреляй в ту сторону, только не поднимай головы и не высовывайся. Главное, чтобы ты отвлекла их хотя бы на несколько секунд. Но не поднимай головы, Фумико.
– Почему нет полиции? – спросила она.
– Мы с ней приехали! – зло крикнул Дронго и пополз к Цубои. – Стреляй! – закричал он Фумико.
Она подняла руку и несколько раз выстрелила. Грохот выстрелов наполнил всю улицу. Воспользовавшись паузой, Дронго затащил тело Цубои за машину. Тот тяжело застонал, что-то пробормотав по-японски.
Дронго склонился к Цубои, чтобы осмотреть его раны. Одна пуля попала в ногу, вторая в грудь.
«В других странах полицейские хотя бы носят бронежилеты», – подумал Дронго. Он вытащил его пистолет, но, когда поднимал руку, Цубои схватил свой пистолет и снова что-то пробормотал.
