Существенная разница заключалась в отсутствии существенного дефицита бюджета и государственного долга (при наличии аналогичного по весу корпоративного долга), в отказе от поддержания стабильного курса рубля и создании больших валютных резервов. Дефолт уже не грозил государству, чего нельзя сказать о банковском секторе. Первыми уйти с рынка рисковали те, кто сильно зависел от МБК и операций репо с ценными бумагами, имели несбалансированные по срокам активы и пассивы, и нестабильную депозитную базу.
В стране, где финансовые кризисы случаются гораздо чаще, чем олимпиады, утрата навыков управления ликвидностью должна вызывать удивление. В принципе, в 2008–2009 гг. Банк России мог аннулировать лицензии у всех кредитных организаций, 70 % кредитных портфелей которых ушло в реструктуризацию, однако пощадил, удалив с рынка только самые безнадежные. К сожалению, крупнейшие банки, в т. ч. государственные, подавляющую часть полученных ими от Министерства финансов многомиллиардных средств потратили не на кредитование реального сектора, а на покупку иностранной валюты. Другими словами, сыграли против государства и подавляющей части граждан России.
Опыт развития денежно-кредитной и банковской системы России опровергает излюбленное монетаристами «тождество Фишера», которое постулирует прямо пропорциональную зависимость между ростом денежной массы и цен. Хотя статистически это тождество никак не подтверждается, апологеты этой теории упорно исповедуют догму о прямой линейной зависимости между приростом денежной массы и уровнем инфляции, а также, соответственно, обратной зависимости между последним и учетной ставкой. Между тем, любой предприниматель, имеющий дело с реальной экономикой, а не с утопическими моделями рыночного равновесия, «на своей шкуре» знает, что повышение учетной ставки влечет удорожание кредита. Это ведет к росту издержек предприятий и, соответственно, к повышению цен на выпускаемую ими продукцию.
