Легкая тяжесть... Может, ситуация моя— легкая тяжесть? Я бы не сказал: с этими буквами на крыше я, похоже, влип! И кто толкнул под руку? Кто — кто!.. Зря я, похоже, с ним связался: он играет по-крупному — а я больше по-мелкому люблю!
И вот тут пытаюсь уйти от ответственности, на нары принципиально не ложусь, ночую на унитазе. На нары лечь — значит, почти признаться в злом умысле, а так — я абсолютно ни при чем, случайно сюда зашел. Просто люблю, видите ли, на унитазе ночевать, а что такое нары — даже не понимаю. Совершенно неуместный тут оптимизм... Легкая тяжесть, легкая тяжесть... куда ж тебя деть?
Вот утро придет — будет тебе «легкая тяжесть»! Ну что ж. Считаем — пристроил. Я спокойно уснул.
— Да, паря, задал ты нам задачу! — Чубатый следователь (а может, дознаватель?) почесал у себя в кудрях. Второй, абсолютно лысый, хоть молодой, смотрел на меня, как мне показалось, с сочувствием. Да, их тоже можно понять: дело не из заурядных! Мне надо «легкую тяжесть» куда-то пристроить, им — меня! Не зря я связывал с моим отпуском большие надежды! Сбылось! Хотя что именно — неясно пока.
Конечно, им со мной явно нелегко: кинул камень, причем не в блудницу, а в достойную женщину, наверняка члена партии, причем кинул еще таким извращенным методом — отпружиня от КПСС!
— А может, нет политической окраски? — Я попытался взбодриться. — Не видел никто!
— Скажи лучше, кто подначил тебя? — спросил чубатый.
Есть окраска!
Сказать им — Кто? Все равно не достанут!.. Но начинать отношения с Ним с доносительства? Вряд ли тогда полюбит!
— На что... подначил-то? — заныл я.
— Не дури! — рявкнул лысый. — Твои же дружки расскажут нам... что ты допускал... неоднократные выпады в адрес КПСС.
Да я и слова-то такого не знаю! — хотел воскликнуть я, но не воскликнул. Усугубит!.. Ну, дядя, подвел Ты меня! — я глянул вверх. В политику вмешался? А говорил, что лишь небесный царь нас интересует. Сказать? Тогда чем я буду лучше Иуды? Ничем! Охо-хо, тошнехонько! — как мой земной батя говорит. Лысый, шепнув что-то на ухо чубатому, быстро вышел. Чубатый, к моему изумлению, проводил его ненавидящим взглядом. Потом вдруг пригнулся ко мне и зашептал:
— Ты правильно сделал! Молоток! Я сам ее, суку, ненавижу!
Я в ужасе отпрянул. Кого... он ненавидит? Я похолодел. Не целил я ни в какие буквы, случайно рука подвихнулась, камень швырял абсолютно аполитично.
— Кого... ее? — произнес я шепотом минуту спустя. Неудобно, наверно, оставлять без ответа его горячий порыв?
— Ее, суку... Совдепию нашу! — произнес чубатый почти вслух.
А-а-а... Совдепию... Я вытер внезапный пот... это полегче, наверное, чем КПСС... хотя не намного.
— Я тебя вытащу, — шепнул чубатый.
Ч-черт! Такого горячего взаимодействия я не ждал! То есть слышал, конечно, что они парами ходят: один следователь злой, другой — добрый... но не в такой же степени? Я даже засмущался — его любви я вряд ли достоин: аполитично ведь кидал, честное слово!.. Но ему неловко, наверное, это говорить? Значит, обмануть его в лучших чувствах?
Я вздохнул. Явился лысый, бодрый и веселый.
— Ну вот, с дружками твоими побеседовали! — Он потер ладошки. — Подпишут как миленькие все, что надо! Но ты их должен понять! — Вдруг обнаружилось, что и он добр, — Твой дружок Жоз... без футбола — пустое место. А Кир твой... в священники метит! Так в патриархию уже вызывали его — дали понять, что в ближайшем будущем!.. Сам понимаешь, без нашего благословения... — Он развел маленькие ручонки. — Вот так. Ну а девка твоя, — (моя?) — сам понимаешь, своей работой повязана!
Он налил из пыльного графина воды и с наслаждением выпил.
— Ну, а ты как? — Он дружески глянул на меня.
— Я как? Да пока никак... — промямлил я.
— Поможем! — бодро проговорил лысый и, что-то шепнув чубатому на ухо, вышел.
Тот с ненавистью поглядел ему вслед и прошептал:
— Сталинист херов! Хочет пресс-хату тебе прописать!
— А... что это такое... пресс-хата? — пролепетал я.
— Да примерно то же самое... что просто пресс! — Он жалостливо глядел на меня, словно прикидывая: выдержу ли?
— Ну ничего... я все тебе сделаю, — шепнул он тихо настолько, что мне как бы и померещилось.
