— Но чуть было не проиграли.
— Почему?
— Сразу после твоего ухода Андре с крыши кинулся.
— ...Погиб?!
— Нет, слава богу! Зорин спас.
— Зорин?.. За ним кинулся? С парашютом?
— Нет. Это уж ты преувеличиваешь! Просто заранее Андре за ногу привязал.
— Внимательны вы к нему.
— Так он же сын Есенина и Зорге!
И вот отец уже, упрямо шаркая тапками, идет по длинным больничным коридорам, пристально — и как бы недоуменно — разглядывая то одно, то другое. Подходит к залитому солнцем окну, сморщившись, разглядывает цветы в горшках. И, продолжая свою почти столетнюю сельхоздеятельность, цепко хватает какой-то лист и с яростью разглядывает его, вывернув, как ухо провинившегося.
— Не может быть такого растения! — отпихивает лист.
И он, видимо, прав! Потом вдруг, повернувшись, смотрит на меня:
— Ну а как ты — сделал там, что намечал?
— Ничего я не сделал!
— ...Турок ты, а не казак, — ласково говорит папа.
Мы привозим его из больницы домой, кормим, и он укладывается отдохнуть. Я заглядываю в светящуюся щель: читает, почти вплотную поднеся книжку к глазам. Молодец.
Потом мы на кухне ругаемся с женой.
— У тебя после этого юга морда... как красный таз!
— А у тебя... как губка!
— Значит, мы созданы друг для друга?
На радостях мы дарим одному таракану жизнь.
Думал, когда вернулся сюда: на берегу Невы всю душу распахну! Однако дело не бойко идет. Етишин погиб: отсек-таки клерк-злодей ему голову листом писчей бумаги — и на этом все кончилось. Из вещей написал только «Песнь кладовщика», но кладовщик почему-то за ней не явился. Хотелось бы написать что-то более накипевшее, да слова не идут.
Однажды забрел на заседание «Ландыша», но Сысой, сильно за это время заскучавший, накинулся с воплем:
— И ты смеешь к нам приходить?! После всей той коррупции?
Да, я коррумпировался. Но как-то мало.
И я вышел. Лунем ему не стать никогда. Специально прошел мимо дома Луня на Крюковом канале. Думаю, встреться мы сейчас с ним, нашли бы друг для друга немного доброты. Все-таки душа у него есть, хотя и хитрая. И вспоминается он почему-то тепло: может быть, по сравнению с нынешними?..
Что еще? Был тут в Доме культуры моряков на встрече общественности с Фалько. Говорил-то он горячо и потом, пожимая со сцены руки, пожал и мою, но явно не узнал при этом. Кто я ему? Пересекались однажды... Таких у него полно. Да и невозможно, наверно, различить отдельные лица в толпе? Конечно, хотелось бы это проверить — но где ж я возьму толпу? Только старина Зорин меня узнал, помахал. Есть и удачи. В ГНИИ чумы, где я вел литературный кружок, с нового года возобновилось финансирование. Так что я теперь снова на коне. К сожалению, на зачумленном.
Написал басню «Мышь и батон», где батон все-таки побеждает.
Крот здоровается со мной на лестнице бегло: забыл, видимо, своего замгенерального!
Однажды только погутарили с ним. Я вышел из дома очень рано: чумовики почему-то любят литературой заниматься до начала рабочего дня. И у парадной стоял Крот, ждал машину. Было еще темно, но на тонком снегу кто-то уже отпечатал черные следы через двор наискосок.
— Знаете, — Крот сладко потянулся, — а я часто вспоминаю те дни. Очаровательное захолустье! Бандуристы, ветеринары...
Это же мой проект! Я еще могу! — я обрадовался. Тут подъехал «БМВ», оставляя два темных следа.
— Но предпочитаю работать более скучно, — сухо закончил он и уехал...
Любка вышла замуж за Андре, и теперь у Есенина и Зорге есть внук. В кого-то удастся?
Однажды вдруг позвонил мне Фрол и замогильным голосом спросил: не могу ли я написать ему речь на открытие берлинской выставки русских икон и пиломатериалов? Свести их, так сказать, вместе с присущей мне... Я отказался. О чем жалею. Может, все-таки можно было свести, за большие деньги?
По телевизору я гляжу, как он гуляет по странам и континентам, но не завидую ему: на него порой страшно смотреть.
Приехал вдруг Петр со своим сыном-красавцем Славкой, показывать нам его (явно гордится), а ему — Петербург. И нас.
«Господи! Ну и родственнички!» — читалось в Славкиных очах. Точно так в юности я глядел на родственников там.
Петр, увидя, что от сынка не дождешься ни слов, ни эмоций, взволнованно рассказывает все сам.
