— Нет, нет, государь, вы ошибаетесь. В вашем сердце могут быть запечатлены многие другие имена, но не мое. И, кроме того, признаюсь вам по секрету: я влюблена кое в кого другого.
Она почувствовала, как напрягся сидевший рядом с нею мужчина. Юлия произнесла эти слова легко, она была уверена, что на этом интерес императора к ней иссякнет. Ей было отлично известно, сколь обременительно бывает внимание властелинов, и была намерена разрушить намечающийся роман с российским государем в самом его начале.
— Влюблены в кого-то другого?
Александр повторил эти слова с удивлением, словно не мог поверить, что такое возможно, не мог поверить, что это может быть правдой.
— Да, влюблена, — повторила Юлия, и ее лицо неожиданно посветлело. — Для меня, государь, любовь — это серьезное, очень серьезное чувство.
— Кто этот счастливец? — сухо осведомился Александр.
— Этого я не могу сообщить вашему величеству по весьма веским причинам.
— Не верю, — с ноткой раздражения в голосе отвечал император.
— Но это правда, — настойчиво повторила Юлия, — и я знаю, что вы, славящийся своей щедростью государь, не пожелаете мне ничего иного, кроме счастья.
По тому, что его лицо выразило досаду, Юлия поняла, что зашла намного дальше, чем было можно. Не закончив ужина, она поднялась со стула.
— Ваше величество позволит мне удалиться? Я обещала следующий вальс прусскому королю.
Юлия присела в низком поклоне и, не мешкая, удалилась. Царь смотрел ей вслед, раздраженно барабаня пальцами по столу. Сидевшая справа от него австрийская императрица повернулась, собираясь заговорить с ним, но Александр, не заметив ее, резко поднялся из-за стола и широкими шагами направился к выходу.
Выйдя из банкетного зала, он кивком головы подозвал к себе князя Волконского и молча зашагал вперед — князь засеменил сзади. Александр нашел маленькую, никем не занятую приемную.
Когда дверь за ними закрылась, Александр повернулся к князю. Лицо его было искажено гневом.
— В кого она влюблена? — закричал император. — Почему мне ничего не сказали? Какого дьявола я плачу вам, хотелось бы знать! За то, чтобы обо всем узнавать последним? Вы что, князь, настолько слепы, настолько глухи или беспомощны, что не можете собрать информацию даже о тех, кто больше всего интересует меня?
— Смею высказать предположение, вы говорите о графине Юлии Жичи, ваше величество? — уточнил князь.
— О ком же еще, осел! — взорвался государь император.
Это был один из тех гневных припадков, которые хорошо были знакомы князю Волконскому и к которым он, в отличие от большинства придворных, относился совершенно спокойно.
— Прошу прощения, государь, но вы не поставили меня в известность, что интересуетесь этой дамой. В противном случае вам немедленно была бы предоставлена любая информация.
— Так говорите же, в кого она, как ей кажется, влюблена? Кто добился успеха там, где я потерпел поражение? Ну говорите же, говорите — разумеется, если хоть что-нибудь знаете!
— Могу заверить ваше величество, что нет ничего проще, чем ответить на этот вопрос, — с достоинством отвечал князь Волконский. — Совсем недавно графиня пробудила в сердце человека, о котором вы спрашиваете, страсть, причем эта, как следует из всех донесений, «великая страсть» не идет в сравнение ни с одним из романов, каковые имеют место в настоящее время в Вене.
— Прекратите свою болтовню и отвечайте прямо, без экивоков, в кого она влюблена!
Князь на секунду замялся, он знал, что следующими словами нанесет царю сильнейший удар, но что ему оставалось делать?
— Графиня влюблена… — он прокашлялся, — в князя Меттерниха, — тихо закончил он.
Лицо Александра побагровело.
— Лжешь!
— Это правда, о мой государь.
— Меттерних! Всегда и повсюду этот Меттерних! Бестия! Он без конца встает мне поперек дороги, и никто из вас ничего не желает с этим поделать! Вы слышите меня, князь? Никто из вас не желает даже и пальцем пошевелить!..
— Боюсь, в данном случае мы ничем не можем помочь, государь…
— Меттерних! Чертов, ненавистный мне Меттерних! Подумать только — влюблена в Меттерниха! Тьфу!..
Александр схватил со стола вазу и шваркнул нежный предмет о камин — сотни мельчайших осколков разлетелись вокруг, опылив севрским фарфором ковер…
