— Не только шокирована, но и горько разочарована. Настолько горько, что могла впасть в уныние и перестать бороться, — добавил Энтони. — Я понял, в чем состоит трудность. Скажите, ведь ее сегодняшняя истерика не единственная? Это уже вошло в привычку?
— Вы правы, — неохотно признала Кит. — Они все учащаются и становятся более сильными. — Девушка задрожала. — Я должна идти. Пенни может проснуться, а меня нет.
— Нет, Кит, подождите минутку! — Он накрыл ее ладони своими. Девушка непроизвольно напряглась, но не сделала попытки высвободить руки. — Из вашего рассказа я могу заключить, что в детстве она была очень независимым ребенком?
— Верно, — кивнув, согласилась Кит. — Моя сестра любила гулять одна или делать что-то без посторонней помощи, приговаривая при этом: «Пенни сама! Пенни сама!», если мы пытались помочь.
— А теперь она долгие годы вынуждена ограничивать себя в действиях, — размышлял вслух Энтони. — И ей приходится принимать помощь от других людей — для такой свободолюбивой натуры это непереносимо. Конечно, она приходит в бешенство!
— Вы хотите сказать, что мы ее слишком опекаем? — с негодованием воскликнула Кит. — Что, было бы лучше, если бы мы не обращали на нее внимания и бросали на произвол судьбы?
— Честно говоря, не знаю, — вздохнул Энтони. — Но не будет ли справедливым заметить, что, если вы не найдете к ребенку другой подход, Пенни обречена оставаться калекой до конца жизни?
Кит заплакала. Ей было отлично известно, что он говорит правду. Она давно пыталась найти выход из этого тупика, но тщетно.
Энтони сильнее сжал ее руки.
— Кит, позвольте мне попытаться, — настойчиво произнес он.
Девушка некоторое время старалась рассмотреть его угрюмое лицо, залитое лунным светом.
— Вы? Но что вы можете сделать?
— Не знаю, может, и ничего, — мрачно отозвался он. — Но иногда посторонний может сделать то, что не под силу близким людям. Я в это верю.
Так было с Инки и Бэтсом. Не подавляя их свободолюбивый дух, Роскот сумел каким-то образом заставить их подчиняться правилам, и близнецы зауважали его за это. Кит не признавалась даже самой себе, но после того случая ее братья вели себя идеально и совсем не доставляли хлопот.
Милли также изменилась, с тех пор как они переехали в Холли-Лодж. Она без церемоний заявляла:
«Я всего лишь женщина, к тому же достаточно консервативных взглядов. Превосходно, когда в доме есть мужчина, ответственный за принятие решений. Это позволяет мне чувствовать себя хрупкой и беззащитной».
Энтони смог дать Милли и близнецам то, что Кит, несмотря на всю свою любовь, была не в силах им дать. Теперь он хочет попытаться помочь Пенни.
На какую-то долю секунды Кит почувствовала страстное желание отказать. Пенни всегда находилась на ее попечении. Кит делала все возможное, чтобы облегчить жизнь своей маленькой сестренке. Это ее миссия, ее, а вовсе не этого человека, к которому ребенок испытал инстинктивное отвращение при первой же встрече. Верно, потом Пенни смогла побороть страх, но методы Энтони были слишком суровыми. Если малышка снова его испугается, она может полностью замкнуться в себе и отказаться от дальнейших контактов с кем бы то ни было.
Но одной из отличительных черт характера Кит была ее безоговорочная честность с самой собой. Не успела она придумать отговорку, как поняла, что за этим кроется.
«Я просто хотела чувствовать себя нужной, — призналась она самой себе, сгорая от стыда. — И я ревную, потому что Энтони смог сделать для Милли и близнецов больше, чем я. Поэтому я и не хочу, чтобы он стал тем человеком».
Неожиданно Энтони, завладев обеими ее руками, мягко поднял ее на ноги. Мгновение они стояли друг против друга, все еще держась за руки, затем молодой человек убедительно произнес:
— Кит, верь мне!
Могла ли она поверить ему? Человеку, который столь доходчиво объяснил ей, что сам он никого не любит и никому не верит? Заслуживает ли он сострадания и понимания? Кит пристально вглядывалась в лицо Энтони и чувствовала себя так, словно видит его впервые в жизни. Она вспомнила отражение в зеркале, когда он смотрел через ее плечо, и изумилась. Перед ней стоял совершенно другой человек.
