Он бегом бросился по коридору, распахивая на ходу двери и выкрикивая:
– Есть кто-нибудь?
Не услышав ответа, он прыжком перемещался к следующей двери, повторяя вопрос вновь и вновь. За стойкой дежурной сестры Боря заметил белое пятно. За одно мгновение он взвалил на плечо певучую медсестричку, потерявшую сознание от недостатка кислорода, и вынес ее в коридор под руководством все того же паренька. Затем Бо продолжил спасательный рейд. Из-за дыма почти ничего не было видно. Он хватал любые тряпки, попадавшиеся на пути, чтобы закрыть дыхательные пути. Два бывших белых халата через мгновение превратились в темно-серые вонючие тряпки. Операционные пеленки вообще не помогали от удушья. Полотенце выдержало около двух минут... Пижамы, скатерти, салфетки... Все пошло в ход. Он продолжал открывать закрытые двери, хотя сам был уже почти без сознания. Еще три двери: за одной полуслепая бабуля с бабочкой от капельницы – она была легкой, как колибри, но к концу пути Борису казалось, что бабуля может выступать наравне с тяжеловесами-сумоистами. Сдав ее на попечение большеглазого паренька, Бо вновь отправился на разведку. Последняя дверь. Никто не откликнулся на призыв добровольца-спасателя. Боря руками обшарил кровать со скомканным бельем и стремглав ринулся из помещения. Впрочем, его скорость была равносильна скорости слепого леопарда. Темный удушающий дым заменил собой воздух, стены, свет, жизнь... Последнее, что запомнилось, – тонкая, но сильная рука, обхватившая его запястье.
Больше он ничего не помнил. Борис очнулся на траве в сквере больничного дворика. Рядом с ним хлопотал «братишка» с синими очами. На лбу тяжелым грузом лежало мокрое полотенце. Толпа зевак, вываливших из корпусов, глазела на пожарную бригаду, которая собиралась залить пеной то, что осталось от первого этажа клиники.
– Как самочувствие? – неожиданно низким голосом поинтересовался паренек.
– Жить буду, – ответил Боря, про себя добавив «пока».
Он приподнялся и сел, преодолев приступ головокружения и вдыхая полной грудью травянистый запах с примесью гари.
– Как тебя зовут? – спросил он у паренька.
– Матвей, – представился тот.
– Меня – Борис, – они пожали друг другу руки.
Похоже, в палаты их пригласят не скоро. Постепенно во дворе собирался медперсонал для оказания помощи пострадавшим. Слава Богу, погибших не было, обошлось несколькими сердечными приступами и обмороком медсестры. Пожарные обсуждали с народом, что, если бы парни не открыли дверь вовремя, последствия были бы гораздо более серьезными.
– Ты с чем попал? – спросил Боря нового знакомого. – Я тебя раньше не видел.
– А я не выхожу, я жду. Мне почку должны пересадить, вот болтаюсь между небом и землей...
– Понятно, – резюмировал Бо. – Донора ждешь.
– Жду. Жить охота – ребенок недавно родился. Надо на ноги поставить, моя одна не сможет – сама как ребенок. Обидно будет, если не успеют материал найти... – парень вздохнул и улыбнулся, – с другой стороны, все под Богом ходим – ему тоже за каждым трудно уследить...
– Имя у тебя необычное, редкое..
Матвей почему-то импонировал Борису. По большому счету они находились в одинаковом положении – между небом и землей. Как точно он подметил! Очень симпатичный парень, не повезло ему.
Новые знакомые проговорили еще пару часов. О возвращении в закопченную больницу не могло быть и речи. Главврач выступил перед народом прямо на поляне с краткой лекцией о последствиях нарушения правил пожарной безопасности, добившись того, что каждый из присутствующих почувствовал себя немного виноватым в катастрофе. Борис подумал, что врач должен уметь заставить больного чувствовать свою вину просто так, на всякий случай. А вдруг операция закончится плачевно?
Боря решил, что пожар – это знак. В последнее время он стал внимателен к происходящим событиям и толковал их по-своему. Он вызвал водителя и пошел на поиски медсестры.
Та почти оклемалась и, судя по всему, очень обрадовалась появлению симпатичного лысого парня. «В другое время я бы, конечно, не оставил сестричку без внимания», – разочарованно подумал тот.
– Как вам искусственное дыхание? – спросил Бо у девушки. Та жутко покраснела и, опустив глаза, даже будто с некоторой надеждой, спросила:
