Уголки рта у Бориса горестно опустились вниз.
– Время... – произнес он, – это как раз то, чего у меня нет.
– Простите... Чем могу. – Ученый дал понять, что разговор окончен.
Посетитель неловко встал, сгреб документы и, ссутулившись, как-то вмиг постарев, не прощаясь, вышел из обшарпанного кабинета.
Генриху стало жалко мужика:
– Постойте, запишите телефон! Звоните мне, если что.
Обратная дорога до машины заняла у Бориса далеко не семь минут. Он шаркал ногами, как глубокий старик, и останавливался отдышаться каждую минуту. Его папка весом в несколько сотен граммов казалась неподъемной. Боре хотелось умереть быстрой и легкой смертью прямо сейчас. В голове крутился мотив старой комсомольской песни, вернее, ее слова: «Если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой...» В реальной жизни все обстояло гораздо сложнее. Смерть обещала быть долгой, грязной и мучительной; по крайней мере, сегодня физически мощный, красивый, материально более чем состоятельный и в принципе неплохой человек, он был почти уверен в том, что загнется максимум через полгода в инвалидном кресле. Со счастливым выражением лица, постоянным катетером в вене, памперсами и обмываниями, постепенным тлением богатырского тренированного тела и быстрого сметливого ума... Нет, у Бориса не было сил думать об этом. Напрасно он пошел к Мефистофелю. Тот ничего нового ему не сообщил. Какой-то мистический очаг – «очаг вины». Хотя, если верить в закон сохранения энергии, теория странного ученого по имени Генрих имела право на жизнь. Впрочем, к Боре это не имело ни малейшего отношения. Сейчас надо было сосредоточиться на одном – сесть в машину, положить бумаги в багажник и доставить пока еще нормально функционирующее тело до места работы, а потом – проживания.
Борис знал, что не сегодня-завтра ему будут звонить из клиники и предлагать дату и время операции. Как бы ему хотелось взять тайм-аут хотя бы на полгода! Он так устал от постоянного осознания близости смерти. Вернее, он устал от неопределенности.
Добравшись домой, бедолага упал на кровать. Он спал почти двое суток, отключив телефон. У него было два. Второй Борис завел специально. Про себя он называл его медицинский.
Никто из коллег не знал, что босс испытывает легкое недомогание. Периодические исчезновения руководителя сопровождались легкими усмешками и переглядываниями – мол, понятно, малыш загулял, ничто человеческое нам не чуждо... Того, что руководитель в такие дни проходил очередное обследование в нейрохирургической клинике, не знал никто. Второй телефон – вторая жизнь. Борису звонили, и он послушно приходил на сдачу анализов, КТ, МРТ, ПЭТ, ОФЭКТ и прочие бесполезные манипуляции. Рано или поздно – он был уверен – его подключат к системам искусственного жизнеобеспечения, и он – отборный экземпляр здоровой человеческой особи, у которой все функциональные системы работают, как часы, станет растением. Возможно, какое-то время доктора подержат его на искусственном жизнеобеспечении. А потом, когда выбор между существованием растения и полноценной, но мистической жизнью души встанет ребром, он, Борис – Бо – Мусорщик, уйдет. Причем не по собственному желанию. Возможно, по желанию консилиума врачей... Кстати, а как же человеческий фактор? Вдруг профессор с утра поругается с женой? Вдруг доктор, который вчера перепил, отдаст свой голос в сторону более скорого решения вопроса? В конце концов, вдруг палач раньше времени опустит рубильник?..
Нет, он будет бороться до последнего.
Известно, что человек в экстремальной ситуации может буквально в мгновение увидеть всю свою прошлую жизнь.
Н.П. Бехтерева
После встречи с Мефистофелем прошло почти две недели. Гигантским усилием воли Борис заставлял себя не думать о том, что у него есть номер телефона Генриха. Каждый раз, слушая мелодию «Нокиа», бизнесмен, как невменяемая от любви баба, надеялся, что это – ОН. И каждый раз испытывал приступ крушения надежд, когда абонентом оказывался партнер по бизнесу, секретарь, организатор праздничной вечеринки или владелица галереи на Зачатьевском. Теперь для Бори не имело значения, какой из телефонов приглашает к разговору – он оставил Генриху все номера, включая офисный. Ученый не подавал признаков жизни. В конце концов Бо не выдержал и сам позвонил Генриху. – Рад вас слышать, – прозвучал в трубке приятный голос, – как поживаете? «Как он может задавать такие тупые вопросы?!» – подумал Борис, но ответил в том же стиле:
