– Я бы не отпускал вас, – доверительно сообщил подтянутый седовласый руководитель университета, – но я уверен, что только в столичном вузе ваш талант получит соответствующее признание... – Он на миг задумался. – И развитие! – Старичок поднял вверх указательный палец и задержал его в воздухе.
Затем он молниеносно сгруппировал пальцы в воздухе и сразу же потерял облик астролога-предсказателя. Ректор протянул Генриху морщинистую руку с узловатыми пальцами. У старика оказалось на редкость крепкое рукопожатие.
– Подпишите бумаги о переводе и отправляйтесь, дорога у вас оплачена, место в общежитии закреплено с момента запроса. – Старик помолчал. – Я знал, что вы поедете. А точнее – надеялся на ваше согласие.
Генрих был тронут, но не мог позволить себе проявить излишнюю чувствительность.
– Благодарю за доверие, – только и сказал он, отвечая рукопожатием.
Молодой ученый направился к выходу.
– Постойте, дорогой друг! – спохватился старик. – Напишите мне, когда устроитесь, мне было бы очень любопытно узнать, какова тема вашего диплома и – я не сомневаюсь – диссертации.
– Конечно, напишу. Не сомневайтесь. Всего доброго. – Генрих изо всех сил рванул тяжелую дубовую дверь.
– Мой друг, она открывается в другую сторону, – спокойно сообщил руководитель института. Если бы Генрих посмотрел в это мгновение на старика, он увидел бы на его лице лукавую улыбку мудрого опытного вершителя судеб, который знает каждый будущий шаг своих подопечных.
– Спасибо... Простите, профессор. – Генрих выбежал в коридор. Его ждала новая дорога, непредсказуемая, полная открытий, испытаний, радостей и разочарований...
Если бы люди были здоровы и, скажем так, оказывались бы менее часто подавлены или перевозбуждены домашними, национальными, государственными и глобальными проблемами, творческий потенциал человечества значительно увеличился бы.
Н.П. Бехтерева
Генрих очнулся от воспоминаний уже на подъезде к Кольцевой дороге. Множество грузовиков преграждало путь к аскетичной холостяцкой квартире, которую всеми силами старалась приукрасить и обустроить верная домработница Арина. Она знала о жизни ученого почти все, во всяком случае – то, что Генрих успел ей рассказать за более чем десятилетнюю службу. Арина знала, как тяжело приживался молодой студент в московской среде, как поначалу его пытливый и искренний ум не мог воспринять особенностей динамичной столичной жизни. Арина была посвящена в детали обучения, привыкания и становления молодого человека, который верил только в науку и свое предназначение. С тех пор как ознакомился с работами выдающихся исследователей мозга, Генрих стал одержим идеей избавить человечество от надуманных болезней. Он был убежден, что люди умирают только потому, что знают наперед свои перспективы.
Он воспринимал Арину как соратника и пытался донести до нее суть своих исследований простыми словами.
– Поймите, вы простудились не от того, что посидели на сквозняке. Причиной болезни, температуры и приема таблеток стала ваша уверенность, что сквозняк – ваш непреодолимый враг, – пояснял ученый. – То же самое могло бы случиться, знай вы, что, посмотрев на меня под углом в 35 градусов, получите обострение геморроя... Уверяю вас, он не заставил бы себя ждать...
Арина, слава Богу, наряду с твердостью, граничащей с упертостью, и рассудительностью, обладала отменным чувством юмора. На такие выпады она обыкновенно отвечала в стиле «согласна с вашей позицией и работаю над этим». Ее ответы моментально отбивали охоту «метать бисер перед свиньями».
– Я счастлива, что никогда не смотрю на вас именно под этим углом.
По крайней мере, такая позиция исключала обострение геморроя.
При всем этом лицо ее оставалось серьезным – Арина соблюдала субординацию по отношению к работодателю и кумиру. Может быть, именно по этой причине Генрих доверял ей все тайны и мечты. Из обыкновенных людей одна Арина была в курсе подробностей разработок НИИМа и персонально Генриха. Только Арина знала, как тяжело переживал ученый развал лаборатории и науки в целом. Но Арина также была уверена, что только смерть заставит Генриха отказаться от исследовательской работы. Генрих стал божеством для одинокой пожилой женщины. Хотя Арина была в курсе, что у него есть мать, она никогда не спрашивала о ней, полагая это недопустимым вмешательством в личную жизнь. Впрочем, определенным образом домработница все-таки вмешивалась в жизнь гения – у нее была тайна. Эта тайна хранилась в старой красной кожаной сумке.
