– Ну… тогда я буду первая. Мне же хуже. Понимаете, у нас ведь сегодня день выплаты, да?
– Да вроде… – ответил Симагин. Он и забыл об этом.
– Не вроде, а точно. Четвертое занятие после того, как я с вами последний раз расплачивалась. Я прекрасно знаю… вы не думайте, пожалуйста, – у нее даже голос задрожал, – что я буржуйка и мыслю на уровне французской королевы, дескать, если уж у народа и впрямь нет хлеба, то почему он не ест сладкие булочки…
– Да вы о чем, Кира?
Не поднимая глаз, она упрямо продолжала:
– И я прекрасно знаю, как у таких замечательных людей, как вы, всегда трудно с деньгами. Может, вам хлеба купить не на что. А у нас по сравнению с вами как бы куры не клюют. И вот сегодня, – совсем напряженным, без интонаций голосом закончила она, – я не смогу вам заплатить.
Она перевела дух. Самое трудное было сказано. Теперь она умоляюще взглянула ему в лицо и выкрикнула с отчаянием:
– Ну просто дурацкое стечение обстоятельств! Папа больше полугода шустрил и добился-таки, что ему предложили должность коммерческого директора в "Аркадии"…
– Поздравляю, – автоматически сказал Симагин, хотя, что такое коммерческий директор и, тем более, что такое "Аркадия", – ни малейшего представления не имел.
– Да я не к тому! Понимаете, все бумаги уже подписаны, оформлены, он уже и заступил фактически, и тут всплывает, что по лукьяновской росписи от февраля девяносто второго для поста этой категории у батьки не хватает четырех месяцев партийного стажа! Представляете? Каких-то поганых четырех месяцев, он уж и сам забыл давно, когда именно вступал в эту Кэ Пэ Сэ Сэ – и вот такая плюха!
– М-да, – сказал Симагин сочувственно. – Партийные тоже плачут.
– Еще как! Ох, что тут вчера было! Я так жалела, что вы не видите… с ваших заоблачных высот на все это посмотреть – живот бы надорвали. Всю наличку, какая есть, сгреб подчистую – и ночным поездом в Москву, в комиссию партконтроля… чтоб ему там как-то приписали эти месяцы, что ли, или наоборот, его назначение переоформили более поздним сроком… я не знаю.
– А деньги-то ему там зачем? – спросил Симагин и тут же сообразил: – Подмасливать, что ли?
Она посмотрела на него даже с некоторым недоверием.
– Ну вы даете, – сказала она. – Конечно! Партконтролю же коммерческая деятельность запрещена, поэтому, скажем, взаимозачетом там ничего не сделать, они только наличку признают… Папка считал тут – человекам шести совать придется! Бумажки одна к одной по пачечкам раскладывает, по числу потенциальных получателей… а с самого пот градом, и на кончике носа капля пота болтается… И деваться некуда, он уже два документа как директор подмахнуть успел, теперь, если что – семь лет с конфискацией, как минимум! Представляете? – И она засмеялась, не испытывая, разумеется, ни малейших опасений. Ведь всевозможные законы – где-то вдали, а они с папой – здесь, в жизни.
– С трудом, – честно ответил Симагин.
– Я тоже. Поэтому дико даже подумать, тем болей сказать – но в доме ни копейки. Это буквально на пару дней, правда. Я в следующий раз расплачусь. Честное комсомольское! Если что – сама у ребят настреляю… стекляшку какую-нибудь заложу… или продам. Да если б не вчера все стряслось, а хотя бы позавчера, я бы уж как-нибудь раскрутилась и вам ни словечка бы не сказала!
– Да Кира же! – рыдающим голосом сказал Симагин. Он видеть не мог, как девочка убивается. – Да не принимайте вы это так близко к сердцу! Я совсем не бедствую!
– Не верю, – твердо сказала она.
– Ну хотите, я вас ссужу?
– Если вы будете так шутить, – ровным голосом предупредила она, – я разревусь.
– Вот только этого не надо. Давайте лучше займемся…
– Сейчас займемся, я… я только закончу. А то второй раз к этому возвращаться у меня смелости не хватит. Я ведь не зря насчет хлеба. Я из остатков былой роскоши сбацала плотнющий и вкуснющий ужин, мы с вами вместе поедим, и я вам еще с собой дам. – Ее щеки и даже шея стали пунцовыми. – И вот только вздумайте отказаться!! Буду с вот таким свертком бежать за вами всю дорогу до дома… кстати, узнаю, где ваш дом… и вопить благим матом: милый, любимый, ненаглядный, ты не доел курочку и трусы забыл. Вы меня еще не знаете. Я женщина без предрассудков, у меня не заскорузнет!
