Мы встретились взглядом с Беатрис, она тоже растрогана. Иногда у нас бывают моменты согласия…
И мы сразу же выходим — на цыпочках. Мы оба знаем: как только Марион «устроилась», приняла такую позу и закрыла глазки, сон не заставит себя долго ждать, он уже на пороге…
И я тоже на пороге… и я очень неловко переступил порог сеанса общения, обсуждения, диалога… словом, всего, что свойственно любой прочной супружеской паре. Прочной?
Я иду в туалет — надо же сделать маленькую передышку перед разговором и всем тем, что, судя по предсказанию потолка, за ним последует. Впрочем, дело не только в передышке. Тут и необходимая мера предосторожности, так как, если мне захочется на минутку прервать сеанс общения, жена сразу же заподозрит в этом желание уйти от разговора. Но если я терплю, боясь выглядеть трусом, мочевой пузырь начинает мучить меня, я думаю только, как бы скорее отлить, уже не обращая внимания на разговор, и в ответ ляпаю то, что первым придет в голову. Ну а зачем мне обещать, что куплю аптеку, только из-за нестерпимого желания пописать?
Приняв меры предосторожности, направляюсь в гостиную, где ждет Беатрис. Она уже достала пачку бумаги и любимую ручку. Черт! Неужели придется подписывать свои показания? Вот молодец, что в туалет сходил!
— Послушай, Бенжамен, сегодня у меня нет времени на разговоры: надо записать все, что сказала Марион по поводу «Ручной лягушки», пока свежо в памяти, а то ведь половину забуду. Я уже поняла, как улучшить финал, и не хочу, чтобы мысли эти улетучились, понимаешь?
Киваю в ответ.
— Ты на меня не сердишься, Бен?
Ничуть! Качаю головой.
— Спасибо, Бен, ты такой милый! Ты никогда не против, если мне нужно работать, каковы бы ни были обстоятельства, и, знаешь, я это очень ценю.
— Все в порядке, — говорю в ответ. — Работай спокойно, а я пока почитаю в спальне…
— Погоди, Бенжамен, я должна тебе сказать…
Это еще о чем? Чувствую, как меня охватывает тревога. Неужели надо сменить и диван? Неужели от тоски по детям бедный Орельен покончил с собой? Или она нашла аптеку, продающуюся в нашем районе?
— Я пригласила Баранов, помнишь их?
— Хм… И когда же они придут?
— Завтра. Это у них единственный свободный день.
Супруги по фамилии Баран… Трудно сказать, то ли сами они нравятся Беатрис, то ли идея приятельских отношений с ними. Мадам Баран, ее зовут Беранжер, не из нашего круга: она состоит в более или менее отдаленном родстве с кем-то из сливок общества, и ее среда — издательская. Это приветливая, симпатичная и искренняя мещаночка. Месье Баран — как его, бишь, звать-то?.. все время забываю — невозмутимый бизнесмен, о котором даже и не знаю, что думать. Короче, нет у меня определенного мнения о чете Баран.
У этих Баранов шестеро детей, маленьких, больших и средних. Беатрис не любит, когда я подшучиваю над их фамилией, но как устоять перед искушением.
— Баранов? Надеюсь, ты пригласила не все стадо?
— Перестань, Бенжамен… Придут только взрослые… без детей.
— Ягнят оставят в овчарне?
— Бенжамен, кончай глупости говорить, эти шутки достойны школьника!
— Что ж, значит, я остался молодым. А что… чем мы будем их угощать? Баранью ногу запечем?
— О-о-очень смешно. Я все, что нужно, заказала в китайском ресторане. Вина купишь?
— Вина-a-a? Ты думаешь, бараны пьют вино?
— Даже самая удачная шутка хороша один раз, Бенжамен. На второй уже не очень смешно. Представляешь, что слышат каждый день их дети в школе?
— Бедные барашки…
— Бенжамен, мне надо работать…
Я делаю вид, что ухожу, но тут же возвращаюсь. Хватаю со стола лист бумаги и протягиваю его жене:
— Беатрис!
— Что еще?
— Нарисуй мне барашка…
Она улыбается. Едва заметно, но улыбается.
Я доволен, мы хорошо поговорили.
