А хочет ли она меня? Или я это придумываю, потому что сам так ее хочу? Нет, зря я надеюсь. Она обнимает меня по-дружески, не так, как если бы любила. Вдруг?.. Может быть… Может быть, она вот так водит руками по моей спине — сначала тихонько, потом все сильнее, — потому что и ей хочется более тесных объятий, хочется соприкоснуться кожей?..
Но разве женщина может хотеть такого типа, как я?
Впрочем, вот она уже и отстраняется, наверное, боится, как бы этот затянувшийся порыв, эта телесная близость, это самозабвение не стали двусмысленными. А мне было так хорошо. Шаг назад и смущенная полуулыбка. Я вижу, она уже раскаивается в том, что позволила себе увлечься. И я казнюсь — из-за того, что не успел ее поцеловать.
Как хочется, чтобы она осталась. Как хочется сказать ей об этом, но — не решаюсь. Не хочу смущать ее еще больше. Обнять — да, стеснять — нет. Я не могу решиться и… и проклинаю себя за то, что не могу решиться.
Предлагаю проводить ее до дома, она прелестно качает головой.
На пороге она оборачивается — как будто что-то у меня забыла, что-то такое, о чем только сейчас вспомнила. Странно смотрит на меня и странно говорит:
— Я начинаю к тебе привязываться… Как ты думаешь, это опасно?
Я слышу эту фразу, она продолжает звучать во мне, таинственная, загадочная фраза. И все-гаки я отвечаю:
— Нет, это не опасно, совсем не опасно…
Полуулыбка… Не знаю, что означает ее полуулыбка. Я знаю, что она уходит. И это все, что я сейчас знаю: Сара уходит, а я остаюсь.
Остаюсь наедине со странной фразой. Я хочу разгадать эту тайну, понять, что скрывается за словами.
Сажусь на пол.
Мне надо сесть на пол, чтобы разобраться в этой фразе. Да, непременно надо сесть на пол. Так что она сказала?
«Я начинаю к тебе привязываться… Как ты думаешь, это опасно?»
Пусть мысли текут свободно. Поток сознания. Будто кран открыли.
Я разучился любить. Я забыл, как это делается. Смогу ли я вспомнить? Может ли такое со мной случиться? Вряд ли. Слишком прекрасно для меня. Я этого не заслуживаю. И я ужасно, ужасно боюсь ее разочаровать.
Как я выгляжу совершенно голый? В последнее время я немного поправился… наверное, от пиццы. Слишком поздно. Десять лет назад я был еще ничего. И потом, я же не сумею… Есть такие жесты, такие движения… ну… они чересчур интимные… Представлять их себе — почти мучительно, настолько это интимно… А я такой неуклюжий…
Хватит об этом думать, вот тоже размечтался, забудь об этом.
Но эта фраза…
Я рассуждаю, сидя на полу. Я жду, когда тайна раскроется. И вдруг меня озаряет! Я понимаю смысл этой фразы, у меня есть перевод, я наконец нашел выход из положения…
Я встаю.
Мне недостает самой малости для полного счастья.
Мне кажется, она изменилась, оставшись прежней. Мне кажется, она выросла. Мне кажется, она становится все ярче и ярче, все красивее и красивее, все прелестней и прелестней. Я растроган.
Не говорю, как мне ее не хватало, говорю, как я счастлив, что она здесь.
Она рассказывает — я весь внимание. Мне интересно все. Рыбкины писи теперь ее почти не волнуют. Она научилась плавать, ей нравится лежать на спине и смотреть на небо: оно тогда как потолок, пап, как очень высокий потолок. А бабуля, она даже пиццу покупала, чтобы маме доставить удовольствие, — лучше поздно, чем никогда, да здравствует примирение!
Я смотрю на нее, мне никогда не наскучит смотреть на нее. Она здесь — благословение Божие. Подарок, свалившийся с неба. Или с потолка, как сказать…
Я катаю во рту ее имя, катаю его, как леденец: Марион-марионетка, моя сладкая конфетка… Я прижимаю ее к груди. Мое сокровище. Быстротечное мое счастье.
— Марион, мы от тебя устали! Пора спать! Я уже просто падаю… Давай-ка в постель!
Сегодня вечером никакой сказки перед сном. Ритуал скомкан, только сложенные ладошка к ладошке ручонки… Я наслаждаюсь этим моментом как чудом. Я так часто представлял себе этот жест.
Едва она закрыла глаза, как поезд тронулся, спи, детка, приятного тебе путешествия…
На цыпочках выхожу из комнаты.
Разрешаю себе последнюю отсрочку, иду для начала в ванную и запираю за собой дверь.
Последняя проверка. Оглядываюсь вокруг. Я прибрался к их приезду, уничтожил все подозрительные (хотя и прелестные) следы, но только что мне опять попалась лежащая на виду заколка для волос, на самом виду — на бортике раковины, словно бессознательная и бесконечно трогательная попытка себя выдать… Кладу находку в свой несессер, где уже собраны другие приятные вещицы: дневной крем с ароматом утренней росы, до невозможности милая сиреневая зубная щетка…
