Я выложил перед кассой покупки. Кассирша ожесточенно тыкала в каждый предмет лазерным сканером, а затем всякий раз его откладывала и принималась набирать коды вручную. С пельменями она даже набрала код дважды.
– Марин! – вдруг заорала она в зал, поднимая голову. – Опять пельмени не пробиваются, посмотри код?
Ей никто не ответил.
– Не пробиваются, в базе нет, – сказала кассирша и бросила пельмени в ящик на полу.
Там уже лежали две такие же пачки, только сильно раскисшие. Следом кассирша схватила коробку с кексами и привычным движением швырнула ее туда же.
– А это сейчас вообще нельзя, – пояснила она. – Вы на упаковку смотрели?
Дженни густо покраснела. А я набрался наглости и все-таки поднял на кассиршу вопросительный взгляд.
– Там в составе коньячный спирт, – объяснила кассирша. – С вас двести девяносто три семьдесят.
* * *
Дженни сидела в кресле, скрестив ноги. Перед ней лежал мой старенький ноутбук, она копалась в Интернете.
– Слушай, вообще трындец, – вдруг сказала она. – Другого слова нет.
– Что там?
– Госдума обсуждает вопрос установки счетчиков на канализационных трубах! Хотя нет, стоп… Пресс-секретарь тыры-пыры такая-то… успокоила журналистов, объяснив, что… Ага, ну, слава богу, пишут: законопроект не коснется самих жилых помещений! Вот перечислено: только государственных учреждений, предприятий, офисов… – Дженни замолчала, продолжая шевелить губами. – Хотя нет, коснется! А также санузлов, принадлежащих жилым помещениям в квартирах граждан.
– Это где такое? – спросил я устало.
– Да это везде! – Дженни подняла глаза. – Если конкретно – ленту новостей ИТАР-ТАСС читаю. Просто подряд. – Она снова уткнулась в экран. – В Кемерово неизвестные угнали тепловоз. Епископ брызнул в лицо журналистке расплавленным оловом. В Москве проезд по улице Обручева с сентября станет платным. Иран объявил… Ого! Иран объявил войну Египту и Венгрии! Командующий ВВС США заявил… – Дженни замерла с открытым ртом. – Стоп, это я вообще читать не буду. Вдруг оно от нашего внимания запускается? Так и нас с тобой разбомбят…
– За два дня не успеют, – возразил я. – Нам осталось-то два дня продержаться.
– Британские ученые обнаружили на орбите… – снова начала Дженни. – А, нет, пустяки. Президент России подписал указ о повышении пенсионного возраста до семидесяти пяти… Тоже ерунда. В Павлово охранник госпиталя… Чушь собачья. Стоп! В Павлово охранник госпиталя ФСБ прострелил пациенту здоровую ногу из-за брошенного окурка.
– Чего? – насторожился я.
– Дело закрыто за отсутствием состава преступления. – Дженни подняла на меня глаза: – Слушай, я не могу больше! Не могу!
– Успокойся, – сказал я, присаживаясь рядом и обнимая ее. – Надо просто потерпеть. Понимаешь?
Дженни всхлипнула и кивнула.
* * *
– Все! – сказала Дженни, едва переступив порог, и со злостью швырнула сумку с тетрадями в темноту коридора.
Загремели падающие ведра.
– Ну ладно тебе… – Я обнял ее и поцеловал. – Что опять стряслось?
– Четвертый день! – всхлипнула Дженни. – Четвертый уже пошел! А оно только хуже!
– Где?
– Да везде! – Дженни топнула ножкой. – Везде! Ты не видишь?
– Вижу, но терплю, – вздохнул я. – Сегодня даже в институт не пошел. А у тебя что нового?
– Ничего особенного! – с вызовом сказала Дженни. – По закону Божьему на нашем курсе будет не зачет, а курсовая. Выдавали сегодня темы, мне досталось «Мощи ли молочные зубы». Я не могу больше!!! Не могу!!!
Я решительно кивнул.
– Дженни, давай съездим в госпиталь? Ну, извинимся, что убежали, спросим, что делать. Одежду, опять же, может, отдадут.
– Мобилку, – кивнула Дженни. – Мобилку особенно жалко. И наушники.
Госпиталь почти не изменился. Только перед зданием теперь стояли два автобуса: второй был зеленый – с расплющенной мордой и без лобового стекла, зато с уцелевшей табличкой «ЗАКАЗНИК-2». Профессор возился внутри, вывинчивая что-то из кабины. Он был хмур, наше появление его не удивило, но и не обрадовало.
– Вы за деньгами? – спросил он с ходу. – Денег не будет. Вы убежали, мы так не договаривались.
– Послушайте… – начала Дженни.
– Не будет денег! – упрямо повторил профессор. – Нет у нас сейчас денег. Нету. Нам Рустама пришлось отмазывать, нет денег.
