— Что-то не больно вы тянете на ангелов, — заметил я как бы между делом.
— А ты когда-нибудь пробовал наводить порядок в трех континуумах… м-м… трех измерениях и носить при этом нимб, крылышки и… эту… арфу!
Вишнево-мерцающий на этот раз говорил прямо, на моем языке, а под конец фразы неловко сорвался на пронзительный визг.
— Ну конечно, на приемы надо являться одетым соответственно, и работа требует спецодежды, особенно когда ты универсал и являешь собой комбинацию… или эквивалент… ну, словом, мы нечто вроде электриков или ремонтников, в общем, мастера на все руки… Одно знаю точно — мне необходимо освежить запас терминологии!
— А я думал, ангелы проводят большую часть своего времени, восхваляя Господа… — начал я.
— А чем еще является честный труд? — возразил вишнево-мерцающий. — Но, возвращаясь к теме…
— Но я хотел бы еще узнать у вас..! — запротестовал я. Вопросы роились в моей голове, как осы, и я не знал, который задать первым.
— Что же? — спросил зелено-мерцающий, одновременно заталкивая мою машину назад, сквозь грань мироздания.
— Как характерно, — заметил вишнево-мерцающий, прочесывая песок и заметая следы моего на нем присутствия. — Любопытство людей этой эпохи настолько сильно развито, что они забывают бояться…
— Хочу знать, каким образом схема дорожной развязки в виде «клеверного листа»…
— Ну хорошо, слушай, — сказал зелено-мерцающий, — или надо говорить: «внемли»?
Он посмотрел на меня. Я покачал головой. Он тоже покачал головой.
— Опять неверная терминология. «Внемли» больше сочетается с «не ведай страха». Да, так слушай. Каждый момент так близок к любому другому каждому моменту — так близок, как будто они нарисованы на тонкой пластиковой пленке, каждый на своей стороне…
— Ты хочешь сказать, что прошлое, настоящее и будущее одновременны? — спросил я.
Зелено-мерцающий вздохнул.
— Тебе следует определять свои понятия. Парень! Это же додуматься надо! Прошлое — настоящее — будущее — одновременны! Как бы то там ни было, они очень близки и взаимодействуют. Так и должно быть. Но они должны взаимодействовать, а не взаимоперемешиваться, потому что тогда путаница возникает страшная. И когда некая масса перемещается по такой вот схеме, происходит проникновение — результат ты сам видишь. И мы должны, как следствие, во всем разбираться, восстанавливать линейность и помечать нужное место знаком, чтобы избегнуть повторения.
— Помечать знаком? — спросил я. — Вы можете прекратить такие вот вещи всего лишь с помощью знака?
— Конечно, — ответил вишнево-мерцающий. — Если он, кроме терминологии, не забыл еще и справочник графических заклятий!
— Оставь, — запротестовал зелено-мерцающий. — На квалификационных экзаменах я обошел тебя по очкам.
— Да, на три балла! — парировал вишнево-мерцающий, — и то, небось, пришлось Писцов подмазать…
Зелено-мерцающий вдруг вспомнил о моем присутствии и деликатно покашлял в слегка грязноватую руку.
— Ты что-то спрашивал?
Он был весь внимание.
— Знак, — напомнил я.
— Ах да, — сказал он небрежно. — Любой знак является заменителем чего-либо. Заменителем слова или заменителем действия, или заменителем функции. Мы используем трехчастный символ творения.
Он замолчал, но тут же заметил, что я с нетерпением жду объяснения.
— Гм… — Его губы беззвучно задвигались, и я решил, что он снова галопом проносится по очередному списку терминов. Наконец его лицо просветлело и он произнес полувопросительно:
— Троица?
— Троица? Как в церкви? — спросил я растерянно.
— Да, — кивнул он обрадованно. — Если, конечно, для тебя не является более знакомым…
Но движения его губ не сложились в знакомый мне звук.
— Троица, — сказал он и снова кивнул. — Таким образом, когда мы выправляем линейность, мы опечатываем необходимое место этим знаком, и встроенная в него функция надежно все защищает!
Он завершил объяснение в мажорных тонах.
— Теперь твой экипаж, — радостно заявил вишнево-мерцающий, и вдвоем они пропихнули мой автомобиль сквозь нечто. Я почувствовал себя несколько одиноким, когда услышал протяжное «слууууп» и увидел, что он исчез. Волны напряженности протянулись от меня к нему, когда он двигался.