– Я никогда не устану от нее! – Вырвавшиеся слова потрясли Гая, казалось, еще сильнее, чем Эварда. Они подозрительно походили на правду. Гай потряс головой, чтобы избавиться от этой навязчивой мысли.
Эвард никак не ответил на этот всплеск чувств. Выражение его лица оставалось спокойным.
Гай нахмурился и отпустил тунику Эварда:
– Я отрежу руку любому, кто к ней прикоснется.
– Вне всякого сомнения, барон. – Эвард потер висок. – И еще одна вещь меня интересует: что с ней станет, когда вы разрешите спор с ее дядей.
– Ничего с ней не будет, – сердито ответил Гай. – Ее дядя не захочет, чтобы Клаудия возвращалась. Она пробудет в Монтегю сколько пожелает. Когда и если она уедет отсюда, то получит свое имущество и деньги. Получит достаточно, чтобы не иметь нужды отдаваться какому-либо мужчине.
Голос Эварда звучал чуть громче шепота:
– Так как вы бы хотели, чтобы она отдалась вам?
– Ты слишком далеко заходишь, Эвард.
– Да, и у меня хватит безрассудства, чтобы зайти еще дальше. Вы отошлете ее из Монтегю с вашим золотом, но безо всякой защиты, но это лишь сделает ее желанной добычей.
– То есть?
– Я имею в виду, что вы не слишком хорошо продумали свой план, если только, конечно, это не ваша цель – отдать Клаудию первому же мужчине, который вознамерится подвести ее к алтарю. У нее нет родственников, которые могли бы защитить ее от посягательств разных негодяев. В Англии немало рыцарей, способных перерезать дюжину глоток, лишь бы завладеть такой невестой.
– Я дам ей солдат для защиты.
– Солдат можно подкупить, – заметил Эвард. – Более того, возможно, кому-то из них самих взбредет в голову жениться на ней. Мужчине стоит только поклясться перед священником, что он был близок с ней, и у нее не останется выбора.
Эвард был прав. Богатая незамужняя женщина была той желанной наградой, о которой нищие рыцари мечтали по ночам. Золото, которое он дал бы Клаудии, могло стать камнем у нее на шее. Господи, да она уже владеет состоянием, большим, чем то, что он намеревался предоставить в ее распоряжение. Одни только изумруды позволят ей до конца дней своих жить в роскоши. Или какому-нибудь мужчине, вынудившему Клаудию стать его женой.
Гай помрачнел еще больше.
Эвард, видимо, угадал его мысли:
– Леди Клаудии нужен муж до того, как она покинет Монтегю, милорд. Человек, который не обманет и не ограбит ее. Я никогда не требовал никаких наград, будучи у вас на службе, но сейчас я прошу у вас руки леди Клаудии. Я не прошу о приданом, – поспешно добавил он. – Она урожденная леди и воспитана как леди. Я – рыцарь, и я давал клятву защищать честь любой леди.
– А я нет? – Голос Гая звучал глухо и беспощадно.
– Нет, милорд. Всем очевидно, что ваше положение и титул мешают вам быть справедливым по отношению к леди Клаудии. Никто не ждет, что вы обвенчаетесь с женщиной, которую принудили к сожительству. Я бы взял ее открыто, не обращая внимания ни на ее состояние, ни на ее прошлое.
– Ты бы взял? – Гай сложил руки на груди. Отважный Эвард, сраженный женщиной. Кто бы мог предположить? Будь это не Клаудия, а любая другая женщина, он бы рассмеялся. – Ты ее любишь?
Эвард насупился:
– Я провел не так много времени в ее обществе, чтобы определенно ответить на этот вопрос.
– Ты бы это знал, если бы любил, – сказал Гай. – Мне стоило лишь взглянуть на нее, и я сразу понял…
Что он понял? Он умолк, глядя куда-то сквозь Эварда. Он страстно желал Клаудию и ничего больше. Но если он хотел только ее тело, то почему просто не затащил к себе в постель, не переспал с ней и не прекратил их общую пытку? Он чувствовал ее желание в каждом прикосновении, в каждом взгляде. Она хотела его, но не соглашалась принимать условия, которые он мог бы предложить ей – положение любовницы, а не жены. Было ли в его чувствах что-то еще?
Гай повернулся и пошел по направлению к замку, погруженный в свои мысли. Он думал о глазах Клаудии – столь же бесценных и таинственных, как ее изумруды. Откуда у ее матери такие драгоценности? Он считал, что знает о ее семье все, что хотел знать. Но оказалось, что ему еще многое неизвестно. Ее прошлое может пролить свет на настоящее и ответить на вопрос, почему она просила о поцелуях, но отказывалась принять их естественное продолжение. Несомненно, она поняла, что значит для него много больше, чем просто мимолетное увлечение.