Покончив с закусками, он оглядел зал и заметил:
— Конечно, они постарались, чтобы это выглядело под старину. Но старины здесь не больше, чем в каком-нибудь ресторанчике у нас в Лексингтоне или Колумбусе.
— Да, вам, наверно, не хватает пятен крови на мечах и каких-нибудь скелетов, замурованных в цепи, — заметила она.
— Нет, крови быть не должно, — возразил он. — Думаю, ни один рыцарь не повесил бы свой меч, не вытерев его досуха. Впрочем, это делал оруженосец. Но мечи и особенно щиты и доспехи не были бы столь блестящими и новенькими. И запах... Здесь должно пахнуть собаками, потом, а главное — дымом.
— О, я вижу, вы там у себя в Кентукки увлекаетесь Европой, — постаралась она его поддеть. — Может, на стене вашего кабинета тоже висит такой меч? И в перерывах между бейсбольными матчами вы снимаете его и делаете выпады?
— Нет, меча у меня нет, не угадали. Больше того — я не смотрю бейсбол, — печально покачивая головой, ответил он. — Но должен признаться: я смотрю хоккей и американский футбол. А Европа... Я бы не назвал это увлечением, нет. Мои предки были из Голландии. Когда половину семьи сожгли на кострах, оставшиеся бежали в Англию. Но и там они не нашли свободы и тогда отправились за океан. Мой дедушка много рассказывал мне об этом.
— Мне очень жаль, мистер Хаген, что мои предки так вели себя с вашими, — возведя глаза к потолку, со вздохом сказала она. — От имени всего рода Бриваль приношу вам свои исторические сожаления. — И, заметив его удивленный взгляд, объяснила: — Должна вам сказать, что я истинная католичка и к тому же отчасти испанка. Но я надеюсь, мы с вами не начнем здесь новые религиозные войны?
— Не раньше чем покончим с этим цыпленком, — заявил Хаген.
— Куропаткой, мистер Хаген, куропаткой! — поправила она его.
— Оставили бы вы в покое этого мистера, Камилла, — заметил он. — А то я, чего доброго, сочту, что у нас деловые переговоры.
— Ладно, обещаю, что отныне я забыла вашу фамилию, — ответила она.
Они опять на некоторое время замолчали, занятые едой, и вновь она залюбовалась точными движениями его рук. “Интересно, как он держит ими... штурвал или что там у них”, — подумала она. Она мысленно представила своего спутника в кабине самолета. Сначала она помещала его в кабину огромного “Боинга”, но, покачав головой, прогнала это видение — к Роберту Хагену оно не шло. Затем возник военный самолет — с этим получилось лучше. Но совсем на месте он выглядел в легком одномоторном самолетике. Сквозь стекло кабины он напряженно вглядывался вниз. Может, он искал терпящих бедствие?
— О чем вы задумались? — оторвал ее от размышлений голос Роберта. Она и не заметила, как мысленно стала называть американца по имени.
— Разумеется, о вас, — заявила она. — Представляла, как вы кружите над океаном, высматривая там какой-нибудь плот с оставшимися в живых пассажирами какого-нибудь судна.
Он покачал головой:
— Но ведь я не летчик. Конечно, я летаю, вожу самолет, но вообще-то я авиаконструктор. Если точнее — конструктор двигателей.
И, побуждаемый ее любопытством, он рассказал, что владелец здешнего небольшого авиазавода Дюпре задумал выпустить новый тип легкого самолета — на них сейчас большой спрос. А он, Хаген, недавно разработал новый, очень экономичный двигатель для таких самолетов. Они познакомились на авиасалоне в Лондоне, договорились, и вот теперь он приехал испытать свой двигатель в деле.
— Все это, разумеется, большая коммерческая тайна, — добавил он, — но мне почему-то кажется, что вам я могу ее доверить.
— Вы делаете большую ошибку, мистер Хаген, — покачав головой, заявила она. — А что если я являюсь агентом ваших конкурентов и нахожусь здесь, чтобы выведать вашу тайну?
— Вы не похожи на человека, который выведывает тайны, — отверг он ее версию. — Вы, конечно, человек скрытный, но... не хищный.
— О, а вы, оказывается, помимо всего, еще и психолог! — воскликнула она с неподдельным изумлением. — Так вы за мной следите? Пишете психологический портрет? И что там еще на этом портрете?
— Ну... вы привыкли рассчитывать только на себя, не надеетесь на чью-то помощь... Возможно, у вас было трудное детство, — задумчиво заговорил Роберт Хаген, глядя куда-то мимо нее в одну точку. — У вас есть чувство юмора... И еще, мне кажется, — закончил он, взглянув прямо ей в глаза, — мне кажется, что вы одиноки.