Первый нырк в тарелку и молчит. Все. Отвыступался. А я с палубы на камбуз зашел. Накормили. И опять в гиропост. А компас не чинится, хоть тресни. Я его разбирал и собирал раз двадцать. Не получается. Все цело, а не работает. Электромен пришел, тестер приволок. Все беды, говорит, от питания. Где он запитывается? Вон говорю, коробка на переборке висит, с предохранителями. Только там 380. Это все, что я успел сказать. Наш добрый, старый электромен шустро сунул концы своего тестера в коробку. Заискрило, бумкнуло. Концы тестера оплавились и загнулись, а электромеханик пытался покинуть гиропост. Но не через дверь. Он нервно тыркался в угол. Видать сильно шибануло. Я его за плечи взял, развернул и в дверь направил. Когда дым рассеялся, появился радист. Меня, говорит, к тебе в помощь направили. Чем помочь? Иди, отвечаю я ему, тут один уже пытался помочь. Чуть пароход не поджег. Сам справлюсь. На вторые сутки заглянул старпом и давай канючить: когда да когда ты его исправишь? Капитан их со вторым перевел на вахту четыре через четыре. Они, видите ли, устали. А я, отвечаю, не устал. У меня здесь курорт. Живу в гиропосту.
По радио и специалистов запрашивали, консультировались. Ни чего не помогает. На четвертые сутки электромен пришел. Оклемался. Чем говорит помочь? Я его тепло так, по товарищески, на хуй послал. Он не обиделся. Ушел. А я после этих магических слов, в бессильной злобе, переворачиваю стол гирокомпаса и…о чудо… возле 27 контакта оболочка гидросферы раскрошилась. Все, нашел неисправность.
— Электромен — кричу — вернись, я все прощу. Эпоксидку тащи, компас починять будем.
Вообщем, замазал гиросферу в районе этого долбаного контакта. Подсушил. Собрал. И все заработало. На починку гирокомпаса ушло четверо суток. Как потом сказали спецы из навигационной камеры — обнаружить такую неисправность было не возможно.
Вместо спасибо я услышал гениальную фразу от капитана:
— Починил. ну–ну…Кулибин.
02.02.2009
Мы идем в Игарку. Так называемым нулевым караваном. Т. е. вперед всех. Ведет атомный ледокол «Ленин». Дедушка атомного флота. Перед Сопочной Каргой — чистая вода. Ледокол заканчивает работу. Прощаемся. Благодарим за проводку. Дальше — сами. Как только ледокол уходит, появляется лед. Начинается тупое маневрирование среди льдин. Лево полборта, право десять, малый вперед и так далее. Все это выматывает.
На руле стоит матрос Остапчук. Командует капитан. Лево, право и т. д. Остапчук старше капитана раза в два, помнит его еще третьим помощником. Поэтому все действия капитана комментирует и критикует в полголоса:
— зачем вправо, вон слева разводья, добавит надо, а то застрянем
И в таком духе, и целый час. А капитан все слышит. Видимость упала, пошел снег. Остапчук все не уймется:
— куда лезем, сейчас застрянем.
И точно, встали. Капитан поворачивается к Остапчуку и четко так произносит:
— А подсказчикам — хуй за щеку. В тулуп и на крыло.
Это значит вперед смотреть. А там холодно и мокро.
21.12.2009
Харасавей — это не Япония. Это такой маленький поселок на берегу Карского моря. Ранней весной, бесноватые парни из управления пароходства, отправляли туда судно с народно — хозяйственными грузами. Для геологов, нефтяников и всех остальных. А если позволяла ледовая обстановка, то и в конце зимы могли отправить. В такой благодатный период, в конце февраля, и отправили т/х «Пионер Белоруссии» на Харасавей. На само выгрузку. Само выгрузка — это когда весь экипаж делится на две части и на своем горбу, работая по 12 часов, аккуратно, из трюма на машины, перетаскивает пять тысяч тонн груза. Работают все, кроме капитана, старшего механика и начальника радиостанции. Они, типа, вахту несут. В машине, на мостике и в эфире.
Благодатный период в ледовой обстановке сменился на полную жопу. Лед окреп, и выйти обратно не представлялось ни какой возможности. В трех милях мористее стоял «Пионер Эстонии», вмерзший в лед и без движения, как и мы. На горизонте маячил дымок — атомный ледокол «Арктика». Но к нам не подходил — у атомоходов свои правила. За 20 метровую изобату заходить нельзя. Вот и стоим, ждем, когда лед растает. Прошло два месяца.
