А в летнее время, когда Николай Семенович обычно уезжал в Армению или Грузию, я оставался в редакции один, самостоятельно верстал номера и даже распоряжался иногда финансами.
Правда, в городе находился главный редактор, секретарь обкома партии Дмитрий Павлович Белецкий, но, занятый в Смольном и в "Ленинградской правде" - он редактировал и ее, - в "Звезде" бывал редко, и мне приходилось время от времени ездить к нему то с планом очередного номера, то с версткой.
...Забыл сказать, что директора моего завода Громова куда-то перевели, а сменивший его Кубарев любезно попросил меня освободить казенную жилплощадь, и я переехал в писательский особняк на Карповку (улица Литераторов, 19), в крохотную полутемную комнатенку рядом с кухней.
Особняк этот то ли был арендован, то ли построен дореволюционным Литфондом специально для неимущих литераторов, но в описываемое время неимущих там уже не было, жили известные: Чапыгин, Либединский, и менее известные: Михайлов, Эрлих, Черноков, и начинающие вроде меня.
Самым знатным, уважаемым жильцом писательского особняка по праву считался Алексей Павлович Чапыгин. Он занимал на первом этаже крайнюю по коридору комнату, в которой тесно было от старинной елизаветинской мебели. Чапыгин, где только возможно, скупал за бесценок пришедшие в негодность старинные кресла, диванчики, пуфики, столики, сам чинил и реставрировал их, придавая им изначальный вид.
Из его комнаты никогда не выветривался запах распущенного на примусе столярного клея и лаков. Почти все свободное от творчества время Чапыгин проводил за верстачком, устроенным тут же в комнате.
Иногда он зазывал меня к себе, усаживал в старинное кресло, обитое парчой, доставал из шкафа, тоже старинного, хрустальный графин с настойкой собственного изготовления, наливал в крохотную, с наперсток, рюмку и подносил:
- Выпей-ка, милок, за твое и мое здоровьице!
- Спасибо, Алексей Павлович, долгих вам лет!
Убирая графин и рюмку в шкаф, он говорил:
- А ведь, милок, креслице, на коем сидишь, знатненькое. Из коллекции княгинюшки Волконской. И купил я его на толкучке у одного пьянчужки за сорок копеек. Правда, одни рожки да ножки купил, и без обтяжечки. Ан, вот видишь, как оно у меня получилась. Как новехонькое!
- Дело мастера боится, Алексей Павлович!
- Боится, милок, боится, - отвечал он своим тихим, протяжным голосом.
На письменном столе у Алексея Павловича, тоже старинном, реставрированном, красного дерева, с точеными ножками, не было ничего лишнего: высокая стопка отличной белой бумаги, бронзовая фигурная чернильница и несколько вставочек из слоновой кости с перьями "рондо", которыми любил он писать. В правом дальнем углу стола лежала толстая кожаная папка, куда Чапыгин складывал исписанные страницы.
К столу садился чуть забрезжит рассвет и работал до десяти, иногда до одиннадцати утра - к этому времени тетя Дуся, сторожиха особняка, спешила к Алексею Павловичу с никелированным чайником.
В то время Алексей Павлович работал над романом "Гулящие люди".
Как-то мы с Александром Чуркиным - он был земляком Чапыгина, и Алексей Павлович особенно опекал его - зашли к старику. Он усадил нас, налил из того же графина по рюмочке настойки и прочитал несколько страниц из романа.
- Думаю съездить на Север, на свою родину, - сказал он. - Давай, Сашенька, съездим вместе. Недавно письмо из моей деревни получил, пишут, что колхоз у них строить начали. Хочу поглядеть, что построили.
Чуркин сказал, что не поедет, и Алексей Павлович не стал настаивать.
- А я соберусь и съезжу, - заявил Чапыгин.
И действительно поехал, провел на Севере месяц, а когда вернулся в Ленинград, созвал собратьев по перу из своего особняка и целый вечер рассказывал о своих впечатлениях.
Не мог творить он без постоянного общения с людьми, и частенько посещали его и литераторы, и просто знакомые, и для всех он находил время.
Недаром мы называли его "добрый мастер", имея в виду не только отличного писателя, но и сердечного, отзывчивого человека.
"Звезда" начала публикацию эпопеи Алексея Максимовича Горького "Жизнь Клима Самгина" с третьего тома, причем не с рукописи, а с готового набора берлинской типографии Гржебина.
