- Я поведу тебя, Елизарушка, - сказала она.
Он долго не соглашался, видя, как ей трудно идти, но Нина и слушать ничего не хотела, и, как только ухватилась за его правую руку, чтобы повести за собой, Елизар вскрикнул от боли.
- Ой, Нинка, не трогай!
- Что с ней, Елизарушка?
- Кажется, перелом...
Они шли долго, часа три, несколько раз их сбивали волны, и, когда стало светать. Нина увидела, что двое эвенков спешат им навстречу. Она сразу узнала Халиду и Таймаку.
Халида рассказал, что, как только Той прибежал в стойбище, Чехарта понял, что с Нинкой приключилась беда, и кинулся будить его, Халиду. Тогда он постучался к Таймаке, а тот к Тырде. Быстро собрали упряжку и втроем поскакали на помощь.
- Пошли, - сказал Таймака, - там на сопке Тырда с нартами поджидает.
- ...Тогда я и потерял руку, - сказал Елизар Власович. - Кисть оказалась раздробленной, и пришлось ее ампутировать. После и с глазами стало хуже. У меня и до этого было минус тринадцать, а нынче, говорят, и поболее. В крае стекол для очков не подобрать, и вот еду в Москву к окулистам.
Поезд подходил к станции Зима...
3
Чем ближе подъезжали к Москве, тем больше занимала меня мысль о встрече с Иосифом Уткиным. Хотя мы были знакомы, вряд ли, думал я, он помнит меня. С тех пор как он заходил с Михаилом Светловым в редакцию "Звезды", прошло уже пять лет.
В "Звезду" за авансом "под задуманное" Светлов забегал в каждый свой приезд в Ленинград. Помнится, я спросил Михаила Аркадьевича:
- Под какие стихи аванс?
Он посмотрел на меня, потом на Уткина и, подумав, сказал:
- Из Макрчьянца!
- Новые переводы?
- Как ты, старик, догадлив! - И потрепал меня слегка по щеке.
Михаил Аркадьевич знал меня давно, помнил, как я, начинающий, приходил к нему и Михаилу Голодному в "Смену", где они вели литературную страницу.
Принимали они два раза в неделю, по понедельникам и средам, причем своего места у них в редакции не было; примостившись у чужого стола, вели разговор с молодыми поэтами. Одобренные стихи тут же засовывали в карман и, случалось, носили их с собой, нередко теряя рукопись, так что у автора не было никакой уверенности, что принятые стихи скоро попадут в печать...
Написав своим небрежно-размашистым почерком заявление, Светлов спросил:
- Как, старик, сия сумма устраивает тебя?
- Важно, чтобы тебя, Михаил Аркадьевич, устроила, - сказал я и пошел с заявлением к Петру Ивановичу Чагину.
Петр Иванович, как всегда, почти не глядя, написал в уголке "выдать" и спросил:
- А Иосифу Уткину ты аванса не предложил?
- Нет, Петр Иванович, не предложил...
- Что же ты, Семушка, оплошал? Поэт он знатный, надо бы его привлечь к нашему журналу. Так что предложи ему, Семушка, и скажи, чтобы зашли ко мне.
Я передал слова Чагина Уткину, но он, откинувшись в кресле и тряхнув своей пышной шевелюрой, несколько даже резковато ответил:
- Я авансов не беру, а к Чагину мы заглянем!
- А я, старик, грешен, беру! - произнес Светлов и спросил: - Если память не изменяет, касса у вас внизу, на втором этаже?
Оставшись вдвоем с Уткиным, я, признаться, почувствовал себя как-то скованно и, чтобы не вступать с ним в разговор, принялся читать гранки.
Тогда и сложилось у меня мнение о нем как о человеке горделивом, заносчивом, который упивается и своей красотой, и своей славой - словом, знает себе цену.
За время моей работы в "Звезде" мне приходилось общаться с такими крупными поэтами, как Асеев, Сельвинский, Мандельштам, и в их манере держаться не было ни тени заносчивости, они разговаривали со мной просто и уважительно, хотя сам я, чего греха таить, перед ними робел. По правде говоря, если бы я знал, что моя рукопись попадет к Уткину, я бы не посылал ее в Москву. Но именно потому, что она попала прямо к нему в руки, рукопись была быстро прочитана, одобрена, и Иосиф Павлович вызвал меня телеграммой в Москву.
Вскоре я смог убедиться, какой он добрый, сердечный товарищ, сколько души вкладывает в работу с молодыми авторами.
Приехав в Москву во втором часу дня - поезд немного опоздал, - я прямо с Ярослаского вокзала пошел в издательство. Как раз у Иосифа Павловича был приемный день. Только я вошел в кабинет, он, узнав меня, поднялся навстречу:
