Они продолжили свой путь по лесу, изредка перекидываясь словами. Наконец, они подошли к крутой скале, которая загораживала им путь по прямой. Ла-джа повернула налево и пошла вдоль ее подножия. Она без колебаний выбрала направление, и тогда фон Хорст спросил ее, почему она повернула налево, а не направо.
— Если не знаешь и не можешь идти туда, куда указывает твоя голова, надо повернуть налево и идти, куда указывает сердце.
Он кивнул с пониманием.
— Неплохая мысль, — сказал он. — По крайней мере, избавляет от ненужных размышлений. — Он посмотрел на скалу, пытаясь на глаз измерить ее высоту.
Он увидел те же деревья, что и в лесу, и что-то еще — мельком, что-то движущееся, и, как ему показалось, уже знакомое ему.
— За нами следят, — сказал он.
Ла-джа посмотрела вверх.
— Ты что-то видел? — спросила она.
Он кивнул:
— Там наш беловолосый друг, или похожий на него.
— Он не наш друг, — поняла его буквально Ла-джа.
— Я просто шучу, — объяснил он.
— Хотела бы я, чтобы ты мне нравился, — сказала Ла-джа.
Он посмотрел на нее с удивлением.
— Я бы хотела, чтобы мне нравился человек, который может шутить перед лицом опасности, — сказала она.
— Ну, попробуй; но ты на самом деле думаешь, что этот парень опасен? Мне не показалось, что его надо бояться, когда он со всех ног удирал от зарайта.
Она нахмурилась и вопросительно посмотрела на него.
— Иногда ты выглядишь совсем как остальные, — сказала она, — но стоит тебе произнести что-нибудь, и я понимаю: твоя голова очень больна.
Фон Хорст рассмеялся:
— Да, думаю, юмор двадцатого века не очень-то ценится в плейстоцене.
— Ну вот ты опять! — крикнула она. — Даже мой очень мудрый отец не понял бы, о чем ты говоришь половину времени.
Двигаясь вдоль скалы, они постоянно были настороже.
— Почему ты думаешь, что этот беловолосый опасен? — спросил он.
— В одиночку он нам не страшен; но где есть один, там может быть и племя, а любое племя чужаков опасно для нас. Мы находимся в их стране. Им известны места, где они без труда смогут поймать нас и убить.
Мы даже не знаем, что находится, скажем, за поворотом тропы. Если это Лес смерти, люди, живущие здесь, опасны, потому что они не такие, как остальные. От отца к сыну передаются рассказы о странных вещах, происходящих в этом лесу. Мой народ — храбрый народ, но есть такое, с чем не совладать и с помощью оружия. Если это действительно Лес смерти, мы никогда не попадем в Ло-гар.
— Бедный Газ! — воскликнул фон Хорст.
— О чем это ты?
— Мне его жаль, ведь он лишится удовольствия убить меня или взять тебя в жены.
Она посмотрела на него с отвращением и замолчала.
Оба они искали признаки тех, кто шел по их следу; но ни единый звук не нарушал мертвую тишину леса, и они пока не видели ничего, что могло бы усилить их подозрение, поэтому они решили, что никто уже не следит за ними, и успокоились.
Они подошли ко входу в пещеру в скале, а так как они уже давно не спали, фон Хорст предложил зайти внутрь и отдохнуть. У него все еще болела голова, и он чувствовал, что нужно поспать. Вход в пещеру был довольно маленьким, и для того, чтобы проникнуть в нее, фон Хорсту пришлось встать на четвереньки. Он выставил впереди себя копье и несколько раз ткнул в воздух, чтобы проверить, не затаился ли в темноте какой-нибудь зверь.
Убедившись, что все в порядке, он вполз в пещеру; через мгновение Ла-джа присоединилась к нему. Быстрый осмотр показал, что пещера уходила глубоко в скалу, но так как им нужно было только место для сна, они легли неподалеку от входа. Фон Хорст лег головой к отверстию с копьем наготове на случай проникновения какого-нибудь непрошеного гостя. Ла-джа легла в нескольких шагах от него, ближе к центру пещеры.
Было очень темно и тихо. Мягкий поток свежего воздуха проникал через входное отверстие, избавляя пещеру от обычного сырого запаха, к которому уже привык фон Хорст. Вскоре они заснули.
Когда фон Хорст проснулся, голова его уже не болела, и он чувствовал себя значительно посвежевшим. Он повернулся на спину и потянулся, зевая.
Ла-джа тоже проснулась. Фон Хорст, убедившись в этом, спросил ее:
— Есть хочешь?
