— Именно.
— Как странно, — заметила она. — Ты первый, от кого я слышу такое. Правда, есть еще бедные существа, у которых с головой не в порядке. Они вообще ничего не знают. Они стали такими от удара по голове. Однажды один мальчик, которого я знала, упал с дерева на голову. Он так и не вылечился, думал, что он — тараг, ходил везде на четвереньках и рычал, но однажды его отец устал от него и убил.
— Ты думаешь, что я такой же, как этот мальчик? — спросил фон Хорст.
— Я никогда не видела, чтобы ты вел себя как тараг, — признала она, — но ты странный.
Фон Хорст не мог сдержать улыбки, и девушка заметила это. Это рассердило ее.
— Ты думаешь, тут есть над чем смеяться? — спросила она. — Скажи, что ты делаешь? Зачем ты надрезаешь ножом так много деревьев? Этого достаточно для того, чтобы люди думали, что у тебя с головой не в порядке.
— Я делаю зарубки на пути, — объяснил он, — чтобы вернуться назад после того, как провожу тебя.
Казалось, она очень заинтересовалась.
— Возможно, что голова у тебя не так уж и больна, — сказала она. — Даже мой отец никогда не делает ничего подобного.
— Ему это и не нужно, если он умеет находить дорогу, как любой житель Пеллюсидара.
— Не всегда так просто найти дорогу за пределами своей страны, — объяснила она. — Из любого места в Пеллюсидаре мы можем найти свой дом, но мы не можем найти дорогу в то место, где были до этого. Действуя твоим способом, мы сможем. Я должна рассказать об этом моему отцу.
Чем дальше они проникали в лес, тем больше фон Хорста поражала его мрачная атмосфера. Плотная листва деревьев образовывала непроницаемую крышу над их головами, не пропускавшую солнечные лучи, — в результате здесь были постоянные сумерки и низкая температура, значительно ниже, чем на открытом пространстве. На земле не было почти ничего, кроме слоя опавших листьев.
С того момента как они вошли в лес, уровень поверхности быстро повышался, пока не оказалось, что они поднимаются в гору; внезапно они вышли на гребень и спустились в низину, но лес простирался так далеко, насколько видел глаз.
Когда Ла-джа пересекла гребень и начала спуск, фон Хорст спросил ее, почему она не попыталась найти более легкий путь.
— Я иду в Ло-гар по прямой, — ответила она.
— Ну а если встретится море? — спросил он.
— Я обойду его, — ответила она, — но там, где я могу, я иду по прямой.
— Надеюсь, по дороге нам не встретятся Альпы, — сказал он вполголоса.
— Я не знаю, кто такие «альпы», — сказала Ла-джа, — но других зверей здесь достаточно.
— Хорошо, чтобы их было больше, чем нам попалось с тех пор, как мы вошли в лес, если мы хотим поесть, — заметил фон Хорст, — я не увидел здесь птиц.
— Я тоже, — ответила Ла-джа. — Здесь также нет ни фруктов, ни орехов, ни других съедобных плодов.
Мне не нравится этот лес. Возможно, это Лес смерти.
— Что такое Лес смерти?
— Мне рассказывали, что в этом лесу живут ужасные люди, непохожие на других. И находится он недалеко от Ло-гара.
— Ну, пока мы не заметили никакой опасности, — успокоил ее фон Хорст.
Они выбрались из лощины и оказались на более ровной поверхности. Лес стал еще гуще, чем раньше. Темноту разбавлял только тусклый, рассеянный свет.
Неожиданно Ла-джа остановилась.
— Что это было? — прошептала она. — Ты видел?
— Мне показалось — что-то двигалось, — ответил он. — Оно исчезло за деревьями справа.
— Да, прямо вон там, — указала она. — Мне не нравится этот лес. Не знаю почему, но здесь как-то гнусно.
Фон Хорст кивнул:
— Да, здесь жутко. Я буду рад выйти отсюда поскорее.
— Вон! — воскликнула Ла-джа. — Снова. Оно все белое. Что это может быть?
— Не знаю. Думаю, что-то похожее на человека.
Здесь так темно, что издалека ничего не разберешь.
Они продолжили свой путь в молчании, внимательно поглядывая во все стороны; фон Хорст заметил, что девушка держится поближе к нему. Ее плечо часто касалось его груди, как будто такое прикосновение успокаивало ее. Теперь он был рад, что пошел вместе с ней.
Он знал — она не признается ему, что ей страшно. По какой-то необъяснимой причине — необъяснимой для него — он был даже рад, что она боялась. Возможно, это удовлетворяло его инстинкт защитника. Возможно, это делало ее более женственной, а фон Хорсту нравились такие девушки.
